Вернувшись, я привычно искупался и посвежевший, в своей форме (надо постирать, попахивает) улёгся в ячейке и уснул, накрывшись плащ-палаткой. Ящик был на месте. Сапоги и гимнастёрку с шароварами я скинул, подо мной шинель (достал-таки), потом треугольники прикручу, из своих запасов.
Утром меня разбудил взводный. Помог ему донести ящик до землянки – одному тяжело. Потом, когда завтрак был, тот построил взвод и сообщил о награждении и о том, что я теперь командир третьего отделения. Как будто бойцы не видели, как я сидел перед завтраком и привинчивал треугольники на шинель. В общем, теперь у меня двое подчинённых. А через час нас обрадовали: маршевая рота идёт.
Нашему взводу аж одиннадцать бойцов с одним командиром выделили, был и ручной пулемёт. Также младший сержант из новичков – тот, Савельев – принял первое отделение. Вторым опытный боец командует. Климентьев на него представление написать хочет, но пока думает за что. Никаких подвигов за ним не числится, разве что третий год служит.
Вообще, тот ещё жук, но командовать умеет и любит. Из разжалованных сержантов. Ещё до войны сняли треугольники. Вряд ли дадут, я не знаю, за что сняли, иначе давно бы дали – значит, что-то серьёзное. Я получил пять бойцов (прибыли из тыла), правда, пулемёт мне не ушёл. Впрочем, и не надо, один из стариков в моём отделении с ДП. Теперь восемь бойцов (себя тоже посчитал) – хоть что-то.
Бойцам меня представили, и я по переходам провёл их в окопы на обратном скате холма. Познакомил со старослужащими и показал, где у кого теперь позиция. Покидать можно только в туалет, иначе поймают и в дезертиры запишут. Где туалет оборудован, показал. Кстати, у новичков красноармейских книжиц тоже не было.
А пока было время, нас снова миномётами накрыли, никак новая атака. Ну точно, командиры забегали, вроде как у немцев танковые моторы звучали, так что расставил бойцов, внушил не высовываться и тщательно целится. После этого занял свою ячейку и достал ПТР – наконец-то попробую. На нашем участке мы танки только свои видели, немцы их не использовали.
Тут и гаубицы долбить начали, похоже, дивизиона два работают. Ко мне прибежал один из новичков, парень лет двадцати, и сжался у стенки, подвывая: вроде как вдвоём не так и страшно. Да уж, новичков в такой замес сунули, неудивительно, что те едва держались. Я пробежался, приободрил людей, давал воды попить из своей фляжки. Все на месте были, и это хорошо. Не драпанули, что не редкость.
Это не помешало вернуться в свою ячейку и достать планшет, выйти на дрона и глянуть. Ну да, два дивизиона, только один не полный, две батареи. Когда артподготовка закончилась, я отослал бойца обратно и приготовил ружьё. Хм, действительно танки, да ещё наши были. Среди одиннадцати танков, что на нас шли, была «тридцатьчетвёрка», КВ и три Т-26. Всё верно, немцы активно нашу технику используют. Не брезгуют. Перекрашена, кресты, но наша.
Остальные танки уже их, четыре «четвёрки», среди них одна «двойка» затесалась, и одна «тройка». Чую, командир там. Выстрел – и Т-26 окутался дымом, в двигатель попал. Выстрел, выстрел, выстрел – и наконец второй Т-26 загорелся, три патрона потратил. Только я потянулся за следующим патроном, как мне всунули его в руку. Мельком обернувшись, обнаружил за спиной комполка и комиссара нашего, которые наблюдали за боем.
Выстрел – и загорелась «двойка». Третий Т-26 наши противотанкисты подбили, как и одну «четвёрку». Немцы пытались их позиции перед атакой уничтожить снарядами, но некоторые пушки, как видно, уцелели. Лёгкие бронемашины выбиты, теперь сложнее, но будем бить дальше. А те сближались. Майор так и подавал патроны, пока я не снял ружьё с позиции и не крикнул:
– Обнаружили. Меняем, иначе накроют.
Возражать никто не стал, едва успели отбежать, как мою ячейку разворотили два осколочных снаряда. Один КВ выпустил, другой – точно «четвёрка». Немцы мной пока особо не интересовались, били по выявленным нашим пушкам, а теперь и до меня дело дошло. Ячейка пуста, я ранее всё в хранилище отправил, при мне вещмешок за спиной, винтовка на ремне (штык отсоединил), каска на голове и вот ПТР с коробкой патронов. Коробку майор прихватил, я ружьё.
Отбежав и переждав разрывы, я встал на место, где был убит боец из моего отделения (тело уже оттащил, полголовы не было, из новичков), и, прицелившись, выстрелил. Пуля попала точно в погон «четвёрки», даже пробила его. Я больше скажу, случилось возгорание пороха, фонтаны огня ударили из люков. Тут уже ружьё не поможет. Немцы подошли вплотную. Поэтому, раскидывая ручные гранаты (командование полка уже где-то потерялось), я кинул под днище «тридцатьчетвёрки» противотактовую, отчего экипаж надолго затих.
Машина с разорванной гусеницей урчала мотором. Ещё и комиссар поднял наших в контратаку, когда от немецкой бронетехники осталось две машины, и то КВ со сбитой гусеницей в ста метрах, а «четвёрка» укрывалась за ним. Там попадание в двигатель, но башня и орудие целы – стреляла.