Охота на охотника

Кстати, в моей роте три новеньких танка Т-IV, больше среди трофеев их и не было, остальные «тройки», по другим ротам разошлись. Все три танка в первом взводе. Было ещё две машины, это броневики, два БА-10, не модернизированные, также у СС взяли, они усиливали ими свой батальон. Один мой, командирский, второй во второй взвод ушёл. Остальные танкисты в крытом кузове ЗИСа перевозились, что также за моей ротой теперь числится. Это всё из техники.

Да и не все танкисты в кузовах ехали, многих использовали для перегона разных трофеев. Кто управлять умел. Пока в верхах срач стоял, искали крайнего, кто отвечать будет за наше возвращение, арестовали начальника радиоузла, вроде как неправильный приказ передал.

Мы два дня у Тулы стояли, приводили себя в порядок, технику красили, наши тактические знаки наносили, изучали и осваивали машины. А что, в бой на ней не ходили, только перегоняли, поэтому сильные и слабые стороны ещё предстояло узнать. Впрочем, не дали. Поступил приказ сдать всё добытое на баланс бригады, там дальше сами распределят по другим подразделениям. За два часа выполнили приказ, получив следующий: батальону снова уйти в тыл к немцам и работать там.

– Что значит «мне какое дело до этого приказа»? – не понял Леонтьев.

Он, получив приказ, вызвал всех командиров и озвучил его в своей штабной землянке, сообщив, что снова старший лейтенант Северов будет отвечать за добычу трофеев. Тут и нарвался на мой ответный вопрос.

Пожав плечами, я пояснил:

– Я не баран, и в закрытые двери лбом биться не собираюсь.

Комбат несколько секунд смотрел на меня не мигая и, окинув взглядом других командиров, приказал:

– Оставьте нас двоих.

Пока командиры выходили, он не сводил с меня глаз, и когда штабной писарь закрыл дверь, голосом с жёсткими нотками в нём спросил:

– И что это значит?

– Пока есть мудаки выше званием и любой, что со шпалами, что со звёздами, имеет над нами власть, всё это бессмысленно. Не дадут они у немцев в тылу поработать. Я всегда действую по принципу – работаю один раз. Как видите, нам не дали. Второй раз на меня рассчитывать не стоит. Захотели повторить – теперь всё сами. Разведка, усыпление снотворным противника – лично я тут пальцем о палец не ударю. Бесперспективно.

– Это приказ, – тоном, не терпящим возражений, как будто не веря услышанному, сказал майор.

– Давайте поговорим по-честному. Это вы кадровый, я – мобилизованный по призыву. На карьеру мне плевать, на приказы тоже. Я всегда смотрю на результат. Первый рейд вышел комом, я с него ничего не получил, в отличие от командования бригады. И хотя кто-то называл его удачным, у меня убили всё желание повторять. Не дадут батальону нормально поработать в тылу, костьми лягут, но не дадут, я эту схему уже понял. Так зачем вообще напрягаться?

– Это приказ комфронта.

– Ну и что?

– Напомню, ты обещал.

– Я помню, а также напомню, что все обещания в первом рейде и выполнил. Какие ко мне претензии?

– Чёрт, ты понимаешь, что наговорил уже на статью?

– Вы мой ответ знаете. Наплевать.

– Это же трибунал, за невыполнение приказа и расстрел может светить.

– Не напугали. Вообще не понимаю эти страхи. Ну трибунал. Ну расстрел. Я сам из криминала. Вор-налётчик, сберкассы брал, инкассаторов. Хороший налётчик. Тюрьмы не боюсь, друзей там много. Я в авторитете. Что по расстрелу, я сирота, перебью конвой и свалю, сделаю новые документы и всплыву где-нибудь в другом месте. Закончу войну героем-фронтовиком. За старое я не держусь, в этом наша разница. У вас есть границы, которые вы не можете перешагнуть, а у меня они сильно раздвинуты.

– Налётчик? Ты?!

– Ну да.

– Мне надо всё обдумать.

Майор пригласил командиров и поставил задачу придумать, как пройти передовую и поработать у немцев в тылу. Всё сами. А сам зашептался с начальником штаба.

Вскоре раздался удивлённый выкрик:

– Налётчик? Сберкассы брал?!

Потом капитан Савельев, начальник штаба нашего батальона, повернулся ко мне и спросил:

– Северов, это правда? Ты раньше сберкассы брал?

– Было дело, товарищ капитан. До июля этого года. Потом как отрезало.

– Почему? Война?

– Война – это не причина. Нет, я убил сотрудницу сберкассы, она дёрнулась, вот и… До сих пор помню её зелёные глаза, что смотрят на меня с укором. Они мне снились, спать не мог. И потом я себе слово дал, что к этому больше не вернусь, – и как отрезало, больше не снилась. Это в июле и было. Я тогда от людей ушёл подальше, никого видеть не хотел, завербовался на торфяные разработки, там и повестка меня нашла. А я слово держу, больше ни-ни. Особенно когда сам себе дал.

– И как ты им стал?

– Детдомовский я, кумирами стали воры. Нашлись вербовщики, как-то увлекли. Это сейчас я взрослый и на меня бы не подействовало, а тогда молодой был, увлекли романтикой воровской, вот и пошёл по кривой дорожке.

– Значит, честно решил жить? И кем хочешь стать? – всё не отставал Савельев. – Военным?

– Зачем? Я не имею воровской привычки всё добытое спускать за пару дней. Накопил. Внукам хватит.

– Это же ворованные деньги?!