Охота на охотников

Я вздохнул и отвернулся. Кроме растопыренных до предела пальцев и отсутствия мозгов в голове, за душой у парнишки нихрена не было. Славная, славная патрульно-постовая служба! Кстати, интересно, а почему он один? Пэпээсники обычно по одному не то, что не ездят, но даже не ходят. А этот все один да один. Маньяк в погонах, что ли?

На последний вопрос ответа долго ждать не пришлось. Хлопнула дверь Уазика и чей-то веселый голос поинтересовался:

— Что здесь, Олежек? Что-то серьезное?

Я обернулся. Молодой мент как раз изучал характер ранений у Ферзя, насколько это позволяла полупридавленная телом Кокона дверь. А подле Уазика стоял его соратник — лет на десять постарше и очень довольный жизнью. Рот до ушей, глаза красные. Видимо, тормознули где-то наркомана и скурили всю его коноплю.

Обведя своими красными глазами место битвы, мент подвел резюме:

— О, мля! А тут совсем все серьезно! Ты группу вызвал? Ты это, Олежек, ты тут оставайся, а мы сваливаем. А то сейчас опера приедут, спалят нас. А у меня и так последнее китайское предупреждение. Впаяют несоответствие, и пойду я вагоны грузить. Больше-то ничего делать не умею. Ты нас не сдавай, слышишь? Если что — мы погнали бандитов преследовать. Договорились?

— Да езжай уже! — не оборачиваясь, раздраженно проворчал молодой. И едва слышно добавил: — Наркоша хренов.

Уазик противно поскрипел кузовом, выруливая на дорогу, и умчался куда угодно, только не преследовать бандитов. Ментик поднял на меня глаза, ткнул пальцем в Ферзя и сказал, правда, уже не так уверенно, как в случае с Коконом:

— Этот тоже готов.

— Тоже шею проверял? — ухмыльнулся я. Тот смутился. — Да ладно тебе. Оба мертвые. Если сразу не померли, то потом кровью захлебнулись. Вон, у обоих легкие пробиты.

Сообразив, что я и в мыслях не держу издеваться над ним, парнишка вздохнул с облегчением и перенес внимание на Иванца.

Тот все так же сидел на асфальте, обняв руку, и хмуро смотрел в какую-то одному ему известную точку.

— Это вы ему перевязку делали? — спросил меня ментик. Я кивнул, но поправил:

— Это не перевязка. Это жгут. Он боялся кровью изойти. Теперь может не бояться.

Ментик присел перед раненным на корточки и задал самый ожидаемый и самый идиотский вопрос:

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, мля! — ехидно отозвался Иванец. И, сфокусировав взгляд на ментике, поинтересовался: — А как бы ты себя чувствовал, если бы у тебя два с половиной лимона баксов сперли, да еще и в руку при этом ранили?

— Хорошо, что в руку, — озвученная сумма заставила паренька поперхнуться, но с панталыку не сбила. — Могли ведь вообще убить. Как охранников. А рука — это ничего. Рука заживет.

— Да он мне в грудь целился! — раздраженно заорал Иванец. — Я рукой прикрыться успел! А то лежал бы сейчас, как они…

Я удивился. В грудь целился? Этого нюанса я не приметил. Хотя — очень может быть. Какой резон мужичку оставлять в живых свидетеля двух убийств и одного ограбления, если он уже встал на путь мокрушника? Меня-то убийца, понятное дело, в суматохе мог и не заметить, а вот Иванца просто обязан был валить.

Прибыла спецгруппа и перехватила бразды правления в свои руки. Сперва немного поприставали к своему сослуживцу на предмет: ты куда, такой-сякой, соратников по наряду дел? Услышав, что те помчались за бандитами, подобрели лицом и переключились на меня и на Иванца. Вернее, сперва даже больше на Иванца, который наконец поднялся с тротуара и даже штаны отряхнул. Мне был адресован лишь один вопрос, зато самый первый:

— Что здесь произошло? — спросил невысокий крепыш с лицом деревянного истукана — таким же грубым и незатейливо исполненным.

— Не знаю, — я пожал плечами и повел рукой по сторонам. Мол, сами смотрите и разбирайтесь.

Крепыш так и сделал — обернулся и посмотрел. И принялся разбираться.

— Ты кто? — спросил он у Иванца.

— Иванец, — проворчал тот.

— Тот самый? — с налетом удивления уточнил крепыш.

— Тот самый, — голос у директора был не очень довольный. Я понял, что он далеко не в первый раз пересекается с милицией. И его знакомство с органами было совсем не шапочным. Впрочем, чему удивляться? Сразу было видно, из какой среды вышел человек.

А крепыш заржал. Весело так, заразительно. От души. Видно было, что случившееся его изрядно позабавило.

— Что посеешь, то и пожнешь, а, уважаемый? — и он хлопнул директора по плечу. Раненной руки. Директор сказал «Ай!», но возмущаться не захотел.

И началось. Пытали его, немножко — меня, фотографировали, рисовали мелом на асфальте, а потом приехала «скорая», забравшая Иванца и одного из оперов, которому было поручено продолжать опрашивать потерпевшего при любых обстоятельствах. Даже в больнице и даже под капельницей.

Крепыш отдал кому-то распоряжение оставаться за старшего, подошел ко мне и интимным жестом взял под локоть:

— А ты — водитель?

— Ну да, — кивнул я и осторожно отнял руку. Не люблю, когда за разные личные места щупают. Особенно мужики. Особенно менты.

— Все видел, что здесь произошло?

— В зеркало. У меня, по ходу, очко сыграло, — признался я. — Сам от себя не ожидал. Боялся пошевелиться. Зато живой.