Охота на охотников

– Нашел учителя, – я засунул пистолет за пояс и, не удержавшись, посмотрел на Иванца. – Ну что, Ваня? Сам говорил, что за свои слова отвечать надо. Вот мне бы сейчас, по хорошему, дать ему тебя прирезать – ты б за свои слова и ответил. А я его, видишь, остановил. Может, мне самому тебя прирезать? Ради высшей справедливости?

Иванец не ответил. Он дрых и знать не знал, какие страсти кипят у его кровати. Вместо него ответил мент:

– Не вздумай! Какая это высшая справедливость, если суда еще не было?

Я, не удержавшись, хихикнул. Глупейший довод. Но вступать в дискуссию не стал – время поджимало. Махнув на охранника рукой, вышел в коридор, а оттуда – в соседнюю палату.

Здесь тоже спали. Но не так увлеченно – за здешних пациентов давешнему доктору денег не платили и он им снотворного пожалел. А потому, когда я открыл окно и собрался перебраться на лестницу, один из болящих сделал вид, что проснулся и недовольно пробурчал:

– Кого там хрен принес?

– Пожарная безопасность, – успокоил я. – Наличие пожарной лестницы проверяю. А вы, мужчина, спите. Все равно вас к пожарной лестнице не подпустят – без парашюта нельзя.

– Приснится же! – удивился он. Отвернулся к стене и сразу захрапел. Мне бы такие нервы.

Хотя – чего на судьбу грешить? Сам я, взбираясь по лестнице, тоже особого мандража не испытывал. Вместо мандража был кураж. Ощущение, будто все, что бы я сейчас ни сделал, окажется правильным и просто не может не получиться. Хорошее ощущение. Жаль, что оно меня редко посещает.

Добравшись до края лестницы, я понял, что не зря отговорил мента сдергивать Батона с крыши. Он действительно привязал к тросу не только себя, но и вытяжную трубу. Так что охранник задолбался бы дергать. Возможно, сделал бы Батону талию, как у бабочки, но трубу ему явно было не забороть.

Сам же Батон, дурак-дураком, стоял у той самой трубы и, пардон, мочился в нее. Меня он не заметил, да и ничего вокруг вообще не замечал – был слишком увлечен процессом. Так что я без труда подрался к нему с тыла и сунул пистолет в район почки:

– Что ж ты, гнида, делаешь? У меня соседу в рот льется, он уже захлебнулся совсем, а ты все ссышь и ссышь.

Реакция Батона была удивительной. Он вжикнул молнией, с перепугу прищемив свое хозяйство, взвизгнул по-поросячьи и побежал. Забыв при этом, что привязан к трубе. Трос метров через шесть-семь напомнил ему об этом, рванув спринтера обратно.

Проверку на прочность трос прошел. Чего не скажешь о Батоне. Его как-то хитро вывернуло и от всей души приложило спиной к крыше. Он даже вякнуть не успел. Все, что мне оставалось – подойти к нему и участливо поинтересоваться:

– Че, братан? Гребаный гололед?

Ему было уже все равно. С прищемленной пиписькой, с основательно ушибленным организмом, он на мои слова никак не отреагировал.

Не отреагировал и на появившихся через пять минут ментов, которые поднялись по обычной лестнице. Зуева с ними не было, хотя наставления они от него получить успели – если судить по тому, как обошлись со мной. Притом, что я, беря пример с Батона, тоже никак на их появление не реагировал. Сидел себе рядом с телом поверженного врага и курил сигарету. А они набросились на меня втроем, уложили мордой в гудроновое покрытие (я еле-еле от бычка успел избавиться), и, пока двое заламывали руки за спину, третий производил изъятие пистолета. Который, блин, тоже ни на что не реагировал! Лежал себе тихохонько в метре от меня – между прочим, даже без обоймы, которую я предусмотрительно вынул и положил отдельно.

Потом меня взяли под белы рученьки, подняли на крепки ноженьки, на рученьках защелкнули браслетики, а на ноженьках повели к лесенке. Сопроводив сие действо изрядной силы волшебным пенделем – чтобы, значится, мне и в голову не пришло продолжить этот путь волоком. Менты утруждаться не хотели.

Зуев был внизу. Что интересно – абсолютно растрепанный. Что совсем неинтересно – очень злой. Рядом с ним суетился мент-охранник, мой сегодняшний нечаянный напарник. Увидев меня, ведомого его коллегами, он возбужденно махнул рукой в нашу сторону и сказал:

– Так вот этот парень! Это он о нападении сообщил.

– Туманян! – Зуев повернулся к нему с таким видом, словно заколебался выслушивать туманянские глупости еще полтора года назад, но все это время тактично себя сдерживал, накапливая праведный гнев. – Я веду это дело, и я сам во всем разберусь. А этого парня я прекрасно знаю. – И, повернувшись ко мне, ехидно спросил: – Ну что, Мешковский? Отбегался? Решил своих дружков сдать, чтобы самому сухим из воды выйти? Как Иванец в свое время? Не выйдет, друг мой. Мы тоже кое-чему научились. Ведите его к машине.

Последняя реплика адресовалась моим сопровождающим и была сдобрена кивком в сторону «воронка», что стоял с распахнутыми дверями метрах в пяти.

Выходит, прав был мой знакомый мент, говоря, что не миновать мне его? Ну, уж дудки! Меня вдруг разобрала злость, и у самой машины я затормозил, и два мента, тащившие меня за руки, ничего не смогли с этим поделать.