Он испугался: а вдруг мать умрет? Это же столько хлопот! Похороны, поминальный стол, суета по поводу гроба и могилы. Он не боялся остаться без матери - это его пугало меньше всего, - даже наоборот: когда не станет матери, ему будет легче жить, - боялся кладбищенской суеты, неприятных объяснений, бумажек, которые надо обязательно подписать у разных чиновников...
- Ты чего? - Каукалов приподнялся на локте.
- Ничего, - наконец очнулась мать. - Ладно, сынок... Покупай мне путевку. Куда скажешь - туда и поеду. В Вороново, в Софрино, в Архангельское, в Переделкино. В Переделкино, кстати, хороший санаторий для сердечников.
Каукалов приобрел матери путевку на неделю, - но не в Вороново, не в Переделкино и не в Софрину, а на Клязьму, в бывший молодежный пансионат, гремевший когда-то в шестидесятые годы, как некая цитадель молодежного греха, в обшарпанную, с грязными окном комнатку, поскольку это было много дешевле, чем Вороново или Софрино, и отправил туда мать на автобусе.
- Слушай, Жека, ты бы меня туда свез на машине хотя бы, а? - жалобно попросила Новелла Петровна.
- Некогда, мамахен! Да и машины нет. Служебная стоит на профилактике, личной, как видишь, ещё не обзавелся. Давай, давай, маманя! Автобус - тоже машина.
Он подсадил мать со старой большой сумкой в автобус, вторую сумку, которая застряла в дверях, впихнул внутрь двумя ударами кулака и помахал рукой вслед быстро набравшему скорость автобусу, потом приложил пальцы к губам, звучно чмокнул их и вновь помахал рукой:
- Бай-бай, мамахен!
Вечером к нему приехали Майя и Катя.
- А дружочка своего Илюшку пригласить, красавчик, не хочешь? развязно спросила Майя, пыхнула дымом душистой сигареты, и в воздухе повисло квадратное, плавно двинувшееся к потолку табачное кольцо.
- Водить лошадь в Эрмитаж - безнравственно, - довольно замысловато ответил Каукалов.
- Не хочешь, значит, - Майя вновь пустила в воздух дымное кольцо - на сей раз ромбовидное.
Она здорово преуспела в этом. Каукалов вспомнил, как когда-то, в первый вечер их знакомства, она безуспешно пыталась запустить в "космос" квадратное кольцо, ругалась, беззастенчиво засовывала палец в рот, поправляла там что-то, упрямо стараясь добиться своего, но все было тщетно, кроме двух или трех последних попыток, а сейчас Майя стала настоящим мастером этого дела.
Сделав восхищенную мину на лице, Каукалов прищелкнул языком, поднял правую руку с грозно оттопыренным большим пальцем:
- Во!
- А корешка пригласить, значит, не хочешь? - в третий раз спросила Майя. Вот настырная баба! Каукалов едва не закашлялся от такой настырности, даже в носу защипало, словно на нежную ткань попало что-то кислющее, злое, он прочистил себе горло и спросил:
- Тебе что, меня не хватает?
- Хватает... Хотя добавочная порция никогда не помешает! - Она засмеялась без тени смущения на лице. - Слушай, ведь вы с Илюшкой до недавнего времени были не разлей вода. Мы уже привыкли к этому. А сейчас... Что произошло?
- Как привыкли, так и отвыкнете! - Собственная грубость принесла Каукалову некоторое облегчение. Это он отметил уже давно: раздражение или злость нельзя держать в себе, надо обязательно выпускать, словно лишний пар, который ничего хорошего человеку не дает. Выпустишь парок - сразу легче становится.
В ответ Майя поцокала языком, отправила в воздух ещё одну дымную фигуру - как и в первый раз, квадрат. Каукалов стремительно шагнул к ней, молниеносно запустил руку под юбку и, сжав пальцами одну крепкую, туго обтянутую шелковыми трусиками половину, притянул Майю к себе.
Та едва не подавилась очередным дымным кольцом: Каукалов причинил ей боль.
Через час Каукалов, расслабленный, с вялыми мускулами и приятным звоном усталости, прочно поселившимся в висках, в затылке, и вообще во всей голове, лежал в кровати между Майей и Катей и гладил по животу то одну свою даму, то другую - живот у Майи был более более мягким, чем у Кати, и это невольно наводило на мысль, что земные услады Майя познала раньше Кати. Неожиданно он предложил:
- А не создать ли нам с вами, девочки, публичную библиотеку?
- Это что ещё такое?
- Публичная библиотека - это публичная библиотека. По-моему, этим все сказано. Ничего не добавить, ничего не убавить.
- С красными фонарями, что ль? - Майя насмешливо фыркнула. - Так уж лучше бы мы организовали её в Хургаде. Было же предложение... Мы бы с Катькой тебе, как нашему спонсору, делали отчисления... А дом с красными фонарями - это целая морока. Надо зарегистрировать в Министерстве юстиции, нанять бухгалтершу, платить налоги, часть кошелька отстегивать рэкету и так далее. Ты готов?
- А почему бы и нет? - Каукалов хмыкнул. - Рэкет - это я и есть. Сам себе и отстегну.
- Семнадцать процентов московских путан больны сифилисом. Тебя эта цифра не пугает?
- Не пугает.
- Пять процентов больны триппером. Удивительная штука - триппера много меньше, чем сифилиса, хотя сифилис - болезнь более страшная. Тебе не жалко нас с Катькой?
- А вы будете обслуживать только одного клиента, так что медицинская чистота гарантирована.
- Это кого же? - Майя насмешливо сощурилась.
- Меня.