Тот аккуратно раскрыл одно, и радостная волна толкнула его в грудь, от толчка громко забилось сердце: с фотокарточки на него глядел он сам худощавый, с широким волевым подбородком, украшенным ямочкой, в отутюженной рубашке и плотно подтянутом галстуке, с капитанскими погонами на плечах. В графе "должность" стояло: "старший инспектор 4-го дивизиона дорожно-патрульной службы ГАИ ГУВД Московской области". Край фотокарточки был припечатан красным давленым оттиском, удостоверяющим, что фотография подлинная. Каукалов не смог сдержать улыбки на лице, подержал удостоверение на руке с блаженным видом, словно бы определял его вес, и спросил у Ольги Николаевны:
- Настоящее?
- Не совсем. Но от подлинного никто никогда не отличит. Если только кадровики из Главного управления внутренних дел Московской области. В метро можете ездить бесплатно. На автобусах и электричках - тоже.
Она ещё раз осмотрела Каукалова, потом мельком глянула на Аронова и сказала, закурив очередную сигарету:
- Завтра вы отправляетесь на свободную охоту. Кроме автомата Калашникова, получите два пистолета. - Ольга Николаевна по-свойски хлопнула по плечу старика Арнаутова: - Мороз Красный Нос вам их и выдаст. Вопросы есть?
Вопросов не было. Каукалов так и сказал:
- Вопросов нет.
Ольга Николаевна вкусно пыхнула дымом:
- Люблю людей, которые все понимают с полуслова.
Уезжая домой, она забрала с собой Каукалова. Аронов, переодевшись в гражданское, торопливой трусцой побежал к метро в одиночку. Ему не терпелось проверить, пустят его бесплатно по удостоверению или не пустят? С другой стороны, было боязно: а вдруг раскусят?
В метро Аронова пустили без всяких задержек, контролерша лишь бегло взглянула на красные корочки с золотым тисненым орлом и сделала разрешающее движение рукой...
В машине Каукалов деликатно, даже заискивающе, спросил у Ольги Николаевны:
- И как это вам удалось добыть такие роскошные удостоверения?
Ольга Николаевна скосила глаза на Каукалова, вдруг взгляд её посветлел, зрачков почти не стало видно, она сладко застонала и, раздвинув колени, провела себя рукой по животу. Прошептала:
- А не остановиться ли нам где-нибудь?
Но они ехали по многолюдной улице, останавливаться было негде.
Неожиданно она больно схватила Каукалова за волосы, резко пригнула к себе, к своему животу, ещё ниже, вновь задушенно, давясь собственным дыханием, застонала, а потом так же резко оттолкнула. Произнесла жестко, пришла уже в себя, - цедя слова сквозь зубы:
- Потом. Все потом...
В квартире она начала раздеваться прямо с порога. Приказала Каукалову, не поворачивая головы, тоном отрывистым, будто расследовала уголовное дело у себя на службе:
- Раздевайся!
Каукалов послушно принялся стаскивать вещи.
Пожалуй, никогда раньше он не сталкивался с такой страстью, впрочем, опыт по этой части у него был не очень богатый, но все равно, кое-какой запас уже имелся, - но с подобными женщинами он ещё не встречался. Ольга Николаевна так выжала его, что он минут десять, обессиленный, валялся на полу, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой, а потом, перевернувшись на живот, подставил под себя локти и ошалело помотал головой:
- Уф!
Ольга Николаевна глянула на него, увидела белые ошарашенные глаза и вдавившиеся от напряжения в подскулья щеки, засмеялась:
- Ну как?
Каукалов её не услышал, в голове у него шумело с каким-то металлическим отзвоном, перед глазами все плыло. Немного оклемавшись, он на четвереньках пополз в душ.
- Ну как? - опять спросила его Ольга Николаевна, когда он, пошатываясь, вышел из душа, остановился, тряся мокрой головой.
- По-моему, я этого дела наелся на всю жизнь, - признался Каукалов, глянул на свои противно подрагивающие колени, на низ живота, вспомнил, как в машине Ольга Николаевна цепко ухватила его за волосы, притиснув к своему интимному месту, и, дернув одним плечом, повторил: - Да, наелся на всю жизнь... На всю оставшуюся!
- Что ж, - спокойно и холодно произнесла Ольга Николаевна, непонятно было, то ли она соглашалась с ним, то ли, совсем наоборот, не соглашалась, приподнялась на тахте, закурила. - Тогда я на твое место возьму другого. А тебя... - Она сделала рукой красноречивое движение, и Каукалову сделалось страшно: этот жест означал только одно...
А ведь действительно, она может сдать его милиции, а может кивнуть кое-кому, и на голову Каукалову тут же накинут мешок, и горло перетянут сталькой, либо бок продырявят ножом. Слишком уж неаккуратная фраза вырвалась у него, и Каукалов попросил униженно, тоном старика Арнаутова:
- Олечка Николаевна, я ещё пригожусь вам... Простите меня.
Ольга Николаевна холодно кивнула. Думала она о чем-то своем, затянулась сигаретой, ещё раз кивнула. Каукалов тихо, почти беззвучно перебрался на тахту.
Через некоторое время Ольга Николаевна поднесла руку к глазам, посмотрела на часы:
- Через двадцать минут должен приехать муж.
Каукалов испуганно вскинулся, задал вопрос глупый, глупее быть не может:
- Мне собираться?
Ольга Николаевна холодно и презрительно усмехнулась:
- А ты как думаешь?