Охота на орлов

Еще раньше до Тулла доходили разговоры о брожении в легионах, но о недовольстве среди своих подчиненных он ничего не знал.

– Ты что-нибудь слыхал? – спросил он Фенестелу.

Тот замялся. Уже начиная тревожиться, Тулл ударил ладонью по столу.

– Говори!

– Успокойся.

Кто-то другой из подчиненных за такие слова схлопотал бы от Тулла по физиономии. Но с Фенестелой они служили очень давно.

– Говори, – потребовал центурион.

– Были сходки. И некоторые из наших принимали в них участие. Меня там не было, – доложил Фенестела.

– Что за сходки?

– Насколько я понял, обсуждали требования увеличить жалованье и уволить старых солдат. Участвовали, за редким исключением, только рядовые легионеры. Как можно догадаться, самые активные на этих сходках – призывники. Говорят, ко всем этим делам имеют отношение и люди из Двадцать первого Стремительного, но, может, это сплетни.

– Почему, во имя Гадеса, ты не сказал мне об этом раньше?

– То, что солдаты собираются, еще ничего не значит. Это как испарения, поднимающиеся от кучи дерьма зимним утром: вони много, а причин для беспокойства нет.

– Об этом мне судить. Сколько наших солдат посещают сходки?

– Несколько призывников, – ответил Фенестела. – Шесть, может, десять.

– Во имя всех богов, Фенестела! – вскипел Тулл.

Опцион виновато пожал плечами:

– Наверное, мне стоило сказать тебе об этом раньше.

– Конечно, стоило, болван. С этой минуты я хочу знать все, каждую мелочь, ясно?

– И это говорит человек, который утаивал от меня свои подозрения насчет Арминия до той самой ночи, когда мы выступили к Ветере, – проворчал Фенестела и поднял ладонь, удерживая Тулла от ругательств. – Ладно-ладно. Буду докладывать все, что узнаю.

– Хорошо.

Тулл отхлебнул вина и спросил себя, не теряет ли он нюх? Лет пять назад такие случаи не прошли бы мимо его внимания. Наверное, виной всему его новая привычка сторониться своих солдат. Конечно, можно найти причины для оправдания: от новобранцев одни только хлопоты, много писанины, встречи с квартирьерами и прочие заботы отнимают время… Но в глубине души Тулл знал, что дело не в этом. Просто теперь он старался не привязываться к солдатам, даже если это были простые и открытые, располагающие к себе люди. Гибель почти всей когорты, всего легиона оставила в душе зияющую рану, которая никак не заживала. Всякий раз, когда казалось, что рана начинает затягиваться, он вдруг вспоминал о погибших товарищах и потерянном орле – и сердце снова обливалось кровью.

Тулл стиснул кубок в ладонях. «Настанет день, и я отомщу за свою когорту и весь легион, – мысленно поклялся он. – Все наладится, когда Арминий будет убит, его войска разгромлены, а орел Восемнадцатого возвращен. Германик приведет нас к победе, я верю в это», – твердил себе Тулл.

– Так-так, да это же Тулл, герой Тевтобургского леса!

Над Туллом нависла чья-то тень. Он поднял взгляд и увидел перед собой пухлое, глумливо усмехающееся лицо Корда.

– Я не герой, – сказал Тулл, испытывая сильнейшее желание вбить зубы Корда в его же глотку.

– Я немного преувеличил. Здесь Тулл, центурион, который сумел сохранить десять солдат из целой когорты! – крикнул он своим товарищам.

Фенестела поднял руку, чтобы помешать Туллу подняться, но было уже поздно.

– Их было пятнадцать, – внятно произнес Тулл в самое лицо Корда, так что тот непроизвольно отступил на шаг. – Пятнадцать.

Корд побагровел.

– Остановись, Тулл! Ты забываешься, я выше тебя по званию!

– Прости, господин, – с виноватым видом сказал Тулл.

– Ты наглый пес!

Тулл наклонился и прошептал Корду на ухо:

– Тебе нравится мучить меня, но я готов поставить на кон свое годовое жалованье, что ты не выбрался бы из того леса. Ты там обделался бы и забился под корягу – я видел, как многие это делали, – или покончил с собой, потому что у тебя духу не хватит умереть в бою.

– Да как ты смеешь! – с ненавистью прошипел Корд.

Тулл окинул палатку взглядом. Все присутствующие смотрели на них. «Хорошо», – подумал он.

– Как и все командиры легиона, в кампании будущего года я очень надеюсь на твое мудрое руководство. – Тулл увидел, что люди одобрительно закивали, некоторые подняли кубки. В отличие от Фенестелы, Виктора и остальных за его столом никто не знал о противостоянии Тулла и Корда. Центурион тоже поднял кубок: – За нашего полководца, Германика, и за победу над варварами!

С громкими возгласами одобрения командиры вставали, поднимали кубки и скандировали:

– Германик! Германик!

Корд с кислой миной поддержал тост Тулла. Отправляясь в отхожее место, он бросил на соперника злобный взгляд, но центурион не обратил на это внимания.

– Этот круг, я полагаю, за мной, – пробормотал он, усаживаясь на место и пересказывая Фенестеле, что нашептал на ухо Корду. Опцион невесело усмехнулся:

– Он тебе этого не забудет.

– Наверное, нет, – согласился центурион; он был еще слишком сильно зол, чтобы всерьез принять замечание Фенестелы. – Но я не намерен молча сносить оскорбления. Отступление из этого леса с тобой и остальными уцелевшими было труднейшим делом за всю мою жизнь. И именно им я горжусь сильнее всего, хотя должен был спасти больше людей.