Охота на пиранью

– Умора, – сказала Ольга совсем невеселым голосом. – Вот уж не думала, что окажусь в роли древнегреческих героинь...

– Это которые косы для метательных машин отрезали?

– Ага, – она тихо фыркнула. – Неужели слышал, солдафон?

– Ну, – сказал Мазур. – Я ж тоже культурное наследие изучал... то бишь все, что имело отношение к военному делу. Вот теперь не шевелись совершенно...

И безжалостно отхватил ножом несколько густых прядей. Протянул через сжатый кулак, прикинул и с болью душевной откромсал еще одну. Погладил по плечу:

– Спасибо, малыш. Теперь я им устрою такой Азенкур...[9]

– Ну, могло быть хуже, – сказала Ольга преувеличенно бодро, ощупывая волосы. – И все?

– Все, родная, – заверил Мазур. – Мне этого на две тетивы хватит... Ты ложись и поспи, а я еще поработаю. Помочь косу заплести?

– Иди уж... парикмахер чертов. Сама заплету бренные останки.

Мазур оделся и вышел из баньки. По-прежнему стояла густая тишина. На той стороне улицы, на фоне луны чернел изящный силуэт, нежданно украсивший конек полуразрушенной крыши, – это прилетела сова, должно быть, охотилась в деревне на одичавших кошек.

Он вошел в сени, прислушался. Из комнаты доносились ритмичные вздохи, послышался короткий стон – доктор прилежно выполнял инструкции. Мазур ухмыльнулся в темноте, бесшумно собрал с лавки все свои заготовки, вышел и устроился посреди двора, на освещенной луной колоде.

Глава двенадцатая «...И тугой сгибает лук»

К сожалению, сова бесшумно перелетела куда-то – а жаль, Мазур ее заранее приговорил в качестве поставщика перьев для оперения стрел...

Рассчитал он все безошибочно: волос и в самом деле хватило, чтобы сплести два шнурка-тетивы. Первый он старательно упрятал в очередной презерватив, второй пустил в дело: один конец накрепко привязал к кедровой палке, на втором сделал петлю, середину лука прочно обмотал вырезанной из рукава куртки полоской.

Самое интересное – то, что у него получилось, практически было как раз английским боевым луком. Почти из таких же британцы перестреляли французскую конницу у Азенкура и Кресси. Только тетива у них была другая: из жил, сыромятных ремней, пеньковых веревок. Таков уж лук: оружие простое до гениальности, но страшное. Мало кто помнит, что англичане использовали луки еще в 1627 году, когда пытались отбить у кардинала Ришелье одну из крепостей, а наполеоновские солдаты в битве под Лейпцигом получили не одну стрелу в лоб от входивших в состав русской армии конных башкир. И наконец, револьвер начал победное шествие именно в Америке как раз оттого, что прежние однозарядные пистолеты плохо помогали против краснокожих лучников...

Мазур не на шутку приободрился, когда работа была кончена, – вот теперь следовало всерьез подумать о засаде. За ними шли по тайге не коммандосы – всего лишь охотники, пусть и опытные, а это две большие разницы, с наганом не стоило и выделываться, а лук позволяет строить наполеоновские планы...

Стрелы, правда, особо не радовали – отнюдь не идеально уравновешенные, без оперения, но это лучше, чем ничего. Наконечники для всей дюжины он изготовил из порезанной на полоски консервной банки. Получилось примитивно и топорно, но в иных случаях это как раз и преимущество: во-первых, рана получится рваная, грубая, п у г а ю щ а я, во-вторых, наконечник наверняка в ране и останется, когда стрелу выдернут. Давно известно: солдат деморализуют не столько трупы их товарищей, сколько вид тех, кто остался в живых, но рану получил – грубую...

Тут уж не до конвенций – Женевских, Гаагских и каких бы то ни было. Наконечники нужно обмазать грязью, когда попадется подходящая грязь. Столбняк раненому будет обеспечен. А если встретится змея – пойдет в дело. Из протухших остатков тушенки и подгнившей змеи выйдет великолепный яд, а уж если к нему добавить разложившейся крови...

С пращой пошло совсем легко. Для пробы Мазур запустил за речушку пару камешков и убедился, что прежние навыки вполне сохранились. Можно смастерить и бумеранг, но то уже излишняя роскошь...

Сложив все в предбаннике, он наконец-то почувствовал себя всерьез вооруженным. Покосился на Ольгу – она безмятежно спала на спине, зажав в кулаке заплетенную поредевшую косу. Осторожно примостился с ней рядом на груде половиков, расслабился и позволил себе короткий сон – с внутренним будильником все обстояло прекрасно, работал без сбоев.

Он спал почти два с половиной часа. Открыл глаза, когда еще стояла темнота, но в ней был разлит неуловимо серый оттенок, предвещавший скорый рассвет, – и небо на востоке приобрело другой цвет. Брала свое предрассветная прохлада. Выйдя из баньки, Мазур невольно поежился. Еще неделя – и будет не на шутку прохладно, а придумать тут совершенно нечего, кроме любви.

Звезды уже помаленьку исчезали с небосвода, таяли, растворялись. Меж деревьев плыл молочно-сизый туман, отовсюду доносился тихий, неумолчный шорох, напоминавший шум дождя, – это влага оседала на листьях берез, на хвое. В такое время как раз и снимать часовых, милое дело...