Охота на пиранью

Прошел к баньке и, перед тем как войти, снова негромко попросился. Чиркнул спичкой, оглядел все углы — куча круглых половиков-самовязов в предбаннике, ржавое ведро, рассохшаяся кадушка, веник, ставший за все эти годы сухим, словно египетская мумия. Постоял, подумал, разворошил груду половиков, вытряхнувши пыль в дверь, соорудил из них некое подобие постели. Жаль, что не нашлось никакой одежды, пусть и рваненькой. Ночи пока стоят теплые, но если зарядят дожди или стукнет первая осенняя прохлада…

Вернулся в дом, сказал бодро:

— Нашлась для вас ванна, милые дамы. Шагайте во-он туда и плескайтесь в полное удовольствие. Только без лишнего шума. Водица скверная, да на безрыбье… Полотенец, увы, даже я вам тут не достану, обсыхать придется…

Когда женщины ушли, со смешками перешептываясь, Мазур выглянул в окно, выходящее на улицу. Прислушался. Полнейшая тишина.

— Они, случаем, не подкрадутся? — негромко спросил доктор.

— Вряд ли, — сказал Мазур. — сердце у меня ничего такого не вещует. Меня хорошо учили полагаться на инстинкт и неплохо поднатаскали, раз я до сих пор жив…

— Послушайте, а кто вы, вообще-то, такой?

— Милейший человек, — сказал Мазур. — Вы еще не поняли? Вот что, доктор, обрисую вам диспозицию на вечер. Когда похаваем, со всем старанием сделаете жене массаж. А потом с еще большим старанием оттрахаете ее так, как ей нравится, чтобы на седьмое небо поплыла.

— Да мне до нее теперь дотронуться…

— А ей до вас, до услужливого подсвечника? — спросил Мазур грозно-ласково, придвинувшись вплотную. — Вы мне все комплексы оставьте до более цивилизованных мест. Ясно? Женщины у нас с вами — слабое звено, это азбука. И мы, как сильный пол — вы ведь себя из сильного пола все ж не исключаете, а? — их должны подбодрять, личным примером отваги придавать, и, вообще, делать все, чтобы в меланхолию не скатились. Простите за вульгаризмы, хорошо оттраханная баба на крыльях летит по жизни. Оттого-то нас импортный народ в застойные времена и бил почти во всех женских видах спорта — наши своих лялек держали на монашеском режиме, а ихние с хрена не снимали вплоть до самых соревнований, вот они потом медали горстями и гребли. Следовало бы знать, как эскулапу. В общем, не надо мне тут демонстрировать богатый внутренний мир и философские переживания. Пожрем, схожу на разведку, а потом и приступайте, благословясь. Понятно?

— Понятно, — угрюмо отозвался Егоршин. — Водки дадите чуточку?

— Пару глотков, — сказал Мазур. — Вон там лежит. Я, кстати, Кирилл.

— Вас же вроде как-то по-другому там называли…

— Бывает, — сказал Мазур. — Я человек непоседливый, скучно с одним имечком всю жизнь кантоваться… Доставайте бутылку. Глотну и я, пожалуй, наркомовские двадцать грамм…

Дамы на огороде задержались надолго. Когда вернулись, от обеих явственно припахивало тиной, что от твоих русалок, но настроение у них было прекрасное — насколько возможно в данном положении, вполне весело перешептывались и пересмеивались на ходу. Чтобы не терять времени даром, Мазур тут же увел Ольгу в соседнюю комнату и трудился над ней с полчаса, сделав бодрящий массаж, какого не постыдился бы и его учитель, незабвенной памяти мичман Шабадан, представленный к Герою советского союза за лихие достижения в теплых южных морях, но так и не получивший звездочки из-за сухопутных художеств, — дернула нелегкая одного адмирала заангажировать мичмана на роль массажиста при молодой супруге, отчего грянула надолго развеселившая весь Черноморский флот история с безумной любовью, анонимками, написанными левой рукой неким возревновавшим капитан-лейтенантом, и даже натуральной дуэлью на «Марголиных». Адмирала тихонько выперли в отставку, капитан-лейтенанта с простреленным ухом загнали на север командовать малым пограничным сторожевиком, а незаменимый в тот момент Шабадан остался на прежнем месте, вот только получил в зубы Красное Знамя вместо золотенькой пентаграммы…

— Фантастика, — сказала Ольга, дразняще медленно застегивая «молнию» курточки. — Как заново родилась и решительно ко всему готова…

— Намек понял, — сказал Мазур. — Но постараюсь усыпить в себе зверя — мне еще, лапа, на разведку идти…

— Куда это?

— Да пустяки, — сказал он. — На скалу залезу и гляну вокруг соколиным оком, может, и усмотрю что интересное. А потом и для себя немного поживем — по деревне погуляем за околицею, авось соловья услышим… Не доводилось по деревне с хахалем гулять?

— А то, — сказала Ольга. — Меня, между прочим, на Селигере три ночи агроном обхаживал. Все пять стихов прочитал, какие знал, а блоковский вирш даже за свой выдал. Ты клыки не оскаливай, это еще до тебя было, да и не пошла я с ним в старую-то кузницу соловьев слушать — во-первых, какие в кузнице соловьи, а во-вторых, не было у него шарма, лапать лез без всякой фантазии…

— Смотри у меня, женщина с прошлым, — сказал Мазур.

— Сам смотри, — сказала Ольга без всякого трепета перед грозным мужем, понизила голос. — На тебя Вика глаз положила, так и косится, очень ты ей, супермен такой, в душу запал. Мы там почирикали малость по бабьему обычаю.