Охота на пиранью

— Что, мужской разговор есть? — лениво поинтересовался Мазур.

— Да как вам сказать…

— Так и говорите.

— Сигарету дайте.

— Вы ж не курите.

— Бросал…

Мазур сунул ему сигарету и закурил сам. Ни капли любопытства он не испытывал.

— Знаете, у меня один знакомый работал врачом на севере. И был у них случай… — Доктор помолчал, но не дождавшись заинтересованных реплик Мазура, негромко продолжал. — Там полярный поселок, домики разбросаны… Один парень ходил на свидания к девушке. Ночь, поземка метет… И тут прямо на них вынесло белого медведя. Я сам их не видел никогда, но рассказывают, зверюга страшная. А у парня — ничего, даже ракетницы не было… В общем, он вжарил бежать со всех ног.

— А девушка? — спросил Мазур.

— Девушку медведь сожрал. Но я не это имел в виду… Понимаете, кое-кто его потом осуждал. А другие считали, что он нисколечко не виноват. Что это не трусость в нашем понимании. Инстинкт какой-то, условный рефлекс, биологический позыв, берущий начало с первобытных времен. У мужчины в генах записано, что он должен ради продолжения рода спасать свою жизнь, отсекая все побочное. Вот программа и сработала…

— Возможно, — сказал Мазур. — Тема дискуссионная. А какое она имеет отношение к нашему сиротскому положению? Тут белых медведей нема, а бурые и не особенно сейчас опасны…

— Давайте уйдем, — бухнул доктор, решившись.

— Куда?

— По прежнему маршруту. Только без них.

— Без кого? — непонимающе поморщился Мазур.

— Без баб. Мы вдвоем: вы и я. Мы же мужики, будет гораздо легче. Они все равно не вытянут, рано или поздно сломаются. Я свою куклу знаю. Да и менструация у нее откроется дней через пять, а она их всегда тяжело переносит, пару суток ползает, как вареная, кастрюлю поднять не может…

Мазур понимал каждое слово, но смысл, казалось, ускользает. Быть может, еще из-за того, что сидевший рядом с ним человек произносил все это обычным, спокойным, будничным голосом — ни тени эмоций, ни малейшего истерического надрыва. Похоже, он давно это придумал, а то и репетировал не раз, добивался, чтобы фразы звучали убедительно, веско…

— Да мало ли сюрпризов? — продолжал доктор, ободренный его молчанием. — Они ж сломаются рано или поздно, я по тайге самую чуточку ходил, пусть туристом, знаю…

— Значит, бросить? — сказал Мазур.

— Ну… — поморщился врач, недовольный, сразу видно, такой прямотой.

Мазур встал, выкинул сигарету в ручей. Легким рывком поднял врача, согнул указательный палец правой руки и несильно ударил под горло выставленным суставом. Подхватил, взял левой за волосы и сказал без особой злости:

— Я думал, ты дешевка, а ты — сука… Мораль я тебе читать не буду, дело дохлое. Одно скажу: глаз с тебя не спущу, и если еще раз попробуешь взбрыкнуть… А хочешь один идти — валяй. Прямо сейчас. Все дороги открыты.

— Дур-рак… — прошипел врач. — Гуманист сраный. Погоди, жизнь клюнет…

— А поди ты, козел, — сказал Мазур беззлобно, отпустил его и направился к шалашику.

Глава четырнадцатая Люди и небо, люди и земля

Последующие два дня прошли, можно сказать, совершенно буднично, не принеся ничего нового и не огорчив никакими опасностями.

К некоторому удивлению Мазура, доктор наутро держался с ним так, словно никакого разговора и не было, никакие подлости вслух не предлагались. Без особых церемоний слопал оставшуюся с вечера белку, вслух не ныл — хотя в глазах, если украдкой присмотреться, и затаилось нечто враждебное, как у злопамятной собаки, ждущей только случая, чтобы цапнуть.

Мазур ни о чем не напоминал, вообще помалкивал. Он не сомневался, что Егоршин еще преподнесет ему сюрпризы при первом же удобном случае — и был к этому готов. Профессионализм как раз и заключается в том, чтобы не находиться ежесекундно в напряжении и боевой готовности, а свыкнуться с мыслью: нападение может последовать в любую секунду. Не ждать опасности, а жить с нею, словно с окружавшим воздухом, который глотаешь автоматически, не отдавая команд каждому мускулу…

Хлеб они доели до крошечки. Две банки консервов Мазур отложил в неприкосновеннейший запас. Жили на белках и рябчиках — они тут были непуганые, подпускали совсем близко, даже когда Мазур подшибал одного стрелой, остальные перепархивали не так уж далеко и вновь садились. Однажды на рассвете под стрелу угодил глухарь — правда, старый и потому жесткий, как подметка. На неизвестной по имени мелкой речушке Мазуру повезло — вогнал стрелу в небольшого тайменя и еще метров тридцать гнался по берегу за крепкой на рану рыбиной. Хорошо еще, глубоко вошедшая первая стрела мешала ей плыть, и добить удалось быстро. Назавтра попалась парочка ежей — и часа три путешествовала с ними, завернутая в куртку. Потом, когда попался достаточно глубокий ручей, Мазур их скинул в воду, дождался, пока развернутся, и быстренько прикончил. Ради морального ободрения он, перед тем как подать на стол ежатину, напомнил о классическом герое Ярослава Гашека, уплетавшем ежей за обе щеки. Литературный пример вдохновил плохо, но кое-как ежей все же оприходовали.