Охота на президента

Надя подошла к входной двери и плотно её закрыла. Старая задвижка, которую она сорвала, больше не действовала. Жалкими усилиями она попыталась подтащить к двери разваливающийся комод, потом отправилась в глубь комнаты. Она встала на колени возле камина, приподняла одну половицу и вытащила спрятанную под ней дискету, засунула её в карман шубы, потом со страхом перешагнула через мертвое тело, не осмеливаясь даже взглянуть и понять, как была убита бедная Валентина. Нужно уходить. Она сдвинула комод и приоткрыла дверь. Снаружи ветер сильно бил в ставни, и это контрастировало с болезненной тишиной внутри дачи. Сквозь мглу пробивался желтый свет огней приближавшейся машины. Через несколько секунд она остановилась. Надя почувствовала, как ужас снова заполнил её тело. Она быстро закрыла дверь и бросилась к камину. На ощупь в темноте она нашла небольшую кочергу, схватила её твердой рукой и повернулась к двери. Она ощутила в себе такую силу, какой у неё никогда прежде не было. Она хотела жить и не желала дать себя убить как собаку. Отступив полметра, она бросила взгляд за двойное покрытое грязью окно. Метель не утихала. Сквозь морок падающего снега она различила силуэт приближавшегося мужчины. Контуры его фигуры становились все отчетливей. Он остановился в нескольких метрах от дачи и стоял неподвижно, как будто решая, как действовать, когда жертва на расстоянии вытянутой руки. Наде показалось, что она узнала короткоствольный автомат. Такие были у охранников Урабанка. Мужчина двинулся очень медленно, как бы колеблясь. Наде померещились какие-то крики. Она затаила дыхание, сжимая кочергу двумя руками. Слезы лились у неё из глаз. Дверь открылась. Снежное облако с шумом ворвалось в жилище. Она почувствовала чье-то присутствие на пороге и приготовилась уже нанести удар, когда услышала:

— Надя… Надя-а!

17

Надя слышит голос в конце коридора. Она узнает его теплый тембр и все его модуляции. Ей казалось или так и было на самом деле, что у его голоса неповторимые обертоны?

Где-то в глубине коридора, в мужской раздевалке, она слышит, как Олег спорит о чем-то с Петром. Она заглядывает в комнату. Молодые люди сидят на низкой скамеечке. Петр отдыхает, вытянув ноги. А Олег перевязывает себе руку.

— А, Надя, — говорит Петр. — Полюбуйся на своего Олега. Он сегодня не в форме. И вообще, интеллигентам не стоит заниматься самбо. Здесь не надо много думать и рассуждать. Надо иметь инстинкт борца.

Девушка идет в душевую, чтобы намочить там полотенце. Возвратившись, она протирает Олегу лицо и шею. Потом массирует виски.

Ей хотелось бы попросить его больше не заниматься этим спортом. Но Олег знает, как ему необходимо заниматься самбо. Преподавательская работа и занятия военными видами спорта предназначены только для «надежных», иначе говоря, для членов партии или комсомола. В семье Олега нет аппаратчиков, тем более таких высокопоставленных, как родители Петра. Его собственный отец, инженер, мать, учительница музыки, ничего не могут сделать для его будущего. Его спасение в собственном умении и способностях, поэтому он не пропускает ни занятий по самбо, ни семинаров по марксизму. Может, ему удастся выбиться в касту «неприкасаемых».

Петр смеется. Он принимает тот насмешливый и надменный вид, который часто соблазняет девушек и так раздражает его приятелей по университету.

— Олег, бросай заниматься самбо. Тебя или изобьют до полусмерти, или ты кончишь свои дни в инвалидной коляске. Оставь это дело, старина, — говорит он, дружески кладя руку на плечо своему товарищу.

— А ты, — спрашивает он Надю, поворачиваясь в её сторону, — тебе не надоело сохнуть по этому слабаку?

Надя опускает глаза. В её двадцать четыре года высокомерие Петра одновременно раздражает и впечатляет. Она не испытывает к нему никаких чувств, но что-то подспудно её привлекает, то ли его животное начало, то ли его самоуверенность.

— Надя, ну один раз с настоящим мужиком, не хочешь? Ну, Надя… Скажи «да». Один раз. Ну, давай.

— Брось, — говорит Олег. — Это никому не смешно, ты видишь, что ты её смущаешь…

— Смутить Надю? Поставить в неловкое положение? — взрывается Петр. — Это не в её стиле. Она не только красивая, она сильная… как я, — бросает он, сладострастно разглядывая девушку.

— Хватит, я тебе говорю! Прекрати ей надоедать.

— Нет, это ты заткнись. Можем вернуться на ковер, если ты чем-то недоволен…

Надя его перебивает:

— Я уже тебе говорила, что ты меня не интересуешь, Петя.

Потом, уже мягким тоном, она добавляет:

— Я люблю Олега! Что делать? Интеллектуалов я предпочитаю спортсменам. И даже наверное я предпочитаю тех, кто выигрывает в шахматы, тем, кто выигрывает в самбо! Диплодоки были самые сильные, но они так и остались в юрском периоде.

— Ты права! — перебивает Петр насмешливо. — Сама увидишь через пять лет. Ты думаешь, твой чемпион сумеет заработать себе на хлеб? Ты думаешь, он будет хорошо зарабатывать, если как каторжный вызубрит то, что написано в книжках? А я очень скоро начну заниматься бизнесом по-крупному.

— Как каторжный! — возмущается Надя. — Но он тоже занимается спортом, как и ты.