Охота на президентов или Жизнь №8

Страна громил и шарлатанов. Самых отвратительных. И пророков, которых нет в отечестве родном. Зато есть чёрные человеки. Много, много чёрных человечков… А второе пришествие Христа мы проорали. Он уже приходил. После того, как комиссаров повывели да войну выиграли. Да восстановились. Это и было чудом Господним. Вот и явился Он, чтоб чудо своё закрепить и засвидетельствовать… начал что-то про царствие небесное, про Третий Рим, про коммунизм, про Хельсинское соглашение, где границы навсегда и навечно, про любовь. А народонаселение ему:

— Ты нам колбасу давай!

— И джинсы!

— И жвачку амэурыканскую!

— И не ходите дети в школу, пейте дети кока-колу! — тоже давай! Давай! И не хера зубы своим раем земным заговаривать! Не олухи царя небесного! Тоже поди «Голос Амэурыки» слушаем по ночам! Джинсы, гад, давай!

Не было у Христа джинсов и жвачки. Сам ходил в хитоне и жевал рыбу сушеную. Начал он чего-то плести про ближних, про «эллинов и иудеев». Тут его и те и другие камнями-то и забили. И ушли.

В очередь за колбасой.[42]

На третий день Христос, как полагается, воскрес. Посмотрел вокруг. И грустно ему сделалось. И хреново.

И повесился он на ржавой трубе.

Навсегда. И окончательно.

С тех пор всё пошло и поехало…

С самого детства Вовик Перепутин любил что-нибудь взять да и потопить. Бывало пригреет бездомного щеночка или брошенного котеночка. Выходит, выпоит молочком… а потом возьмет и утопит. И одноклассников-сверстников топил в прудах и речках, в шутку — подплывет бывало сзади невзначай, как насядет на спину, подомнет, потопит, и ждёт, покуда потопленный дергаться перестанет. А потом вытащит еле живого, отпустит к маме, вздохнёт… и подумает — лиха беда начало!

За это звали его Вова Топилец.

Позже приходилось топить сволочей сослуживцев и прочую шушеру. Мелко это было и не масштабно.

Хотелось великих свершений.

Став генеральным президентием диковинной страны Россиянии, Перепутин понял — пришло время потопов. Он не хотел жить по мещанскому принципу короля-солнца Людовика ХУ — «после меня хоть потоп». Почему это «после меня». При мне! И именно при мне! Но не спеша, и коли партнеры за! А то и захлебуться можно.

Он давно мечтал потопить все россиянские корабли и подводные лодки. И в целях экономии, чтоб олигархам больше денег доставалось, чтоб не разбазаривать их на, понимать, какую-то там оборону какого-то там народонаселения… и по натуре своей топильческой. Но всё не решался. Осторожный был. И потому, когда американцы взяли и потопили самую большую россиянскую подводную лодку со всем экипажем, Топилец сделал скорбное лицо… а сам возрадовался! ведь живет же Бавария без подводных субмарин, и хорошо живет! практические люди эти заокеанцы!

Особенно Перетопилец был рад тому, что сам заокеанский президент — настоящий президент, большой белый вождь из большого белого вигвама! — позвонил ему за полчаса, предупредил, мол, потопим, на благо миру, прогрессу и демократии. Очень это уважило Топильца Перепутина. Ну просто очень! Он даже не показывался на люди недели две после этого звонка — чтоб не сглазили.

Юноша-участковый перехватил меня у дверей — я выезжал в аэропорт, надо было лететь в Данию, в Роскильде, там опять нашли драккар викингов, точнее, то немногое, что от него осталось. Датские коллеги утверждали, естественно, что это корабль данов-норманнов. Но я по присланному из Копенгагена снимку видел ясно, что это переходной вариант от северорусской боевой ладьи к поморскому кочу. И они знали, что я был прав… но… но… иногда наукой движет политика. А я просто хотел пощупать своими руками эти полусгнившие обломки ладьи моих предков русое. А заодно и побродить по знаменитой усыпальнице роскильдского собора, где лежала супруга и мать российских императоров… впрочем, кому они сейчас были нужны в обновленной Россиянии! Здесь в авторитетах ходили совсем другие.

— Не знаю чего и делать! — пожаловался мой юный друг, состроив грустное лицо. — В вашем подъезде уже почти всех поубивали, три семьи только старых осталось — на десять этажей… да и те…

— Что и те? — не понял я.