Охота на птичку (СИ)

Хочется плакать, но сил нет даже на это. Вторые сутки на адских нервяках и с недосыпом — это уже не шутки. Мне срочно необходим мощный антидепрессант. Распечатываю огромную молочную шоколадку с миндалем и откусываю огромный кусок. Не стану я из-за него рыдать, велика честь.

‒ Пошел ты, Ник-Никита! — шепчу я, разрезая воздух выразительным факом, после чего спокойно доедаю шоколад и засыпаю.

Будит меня настойчивый телефонный звонок. У меня нет идей, кто может звонить мне в полночь с незнакомого номера, однако трубку я все же беру.

Учтивый женский голос представляется работником госпиталя и спрашивает, знаю ли я Никиту Гордиевского.

В одну секунду я просыпаюсь, вскакиваю с кровати и почему-то бегу к окну. Девушка из госпиталя говорит об аварии на трассе и спрашивает, могу ли я приехать завтра утром. Сердце обрывается и летит далеко вниз. Воображение активизируется, рисует черной краской по белому холсту: с ним случилось что-то страшное!

Голос в трубке спрашивает о страховом полисе. Я не понимаю, о чем речь. Переспрашиваю, что ей нужно. Говорит, что Никита предоставил мой номер на экстренный случай и снова что-то про страховку. От ужаса я перестаю понимать испанский.

‒ Что с ним? — кричу я в трубку по-русски и слышу короткие гудки.

Через пять минут я уже в такси, еду в госпиталь. В ушах шум, в глазах ‒ пелена, губы дрожат, за грудиной неприятно щемит. Язык меня не слушается, еле-еле выговорила таксисту название больницы.

Телефон снова звонит. Хватаю трубку, не глядя на экран.

‒ Привет, Птичка, ‒ говорит самый желанный на свете мужской голос. — Прости, что поздно, тут такое дело…

Он мнется и откашливается:

‒ Не могла бы ты завтра забрать меня из больнички? У них тут какое-то дурацкое правило. Надо, короче, чтобы кто-то из родственников приехал, иначе меня еще сутки продержат.

Он говорит, а я плачу от счастья. Тихие слезы льются и льются, я не в силах их остановить.

‒ Я уже подъезжаю, Ники. Десять минут буду, ‒ выдавливаю я и отключаюсь. И только после этого даю волю чувствам: рыдаю, пугая ни в чем не повинного таксиста.

Глава 24

Никита: Тут не просто влечение — это что-то большее

Прокатить Птичку на кабриолете я мечтал со дня знакомства. Пялился тогда на ее босые ступни и обтянутые золотым шелком бедра и думал, как круто было бы оказаться сейчас где-нибудь на Ривьере. Чтобы так же красиво садилось солнце, завершая знойный день ‒ но не в маревые городские рельефы, а в переплетение извилистых бухт Лазурного побережья. Чтобы рядом искрилось море и трещали цикады, а она улыбалась и смущалась, встретившись со мной глазами. И чтобы теплый аромат ее кожи окутывал и пленил, обещая долгую ночь.

Вчера я лежал с ней рядом, изображал, что крепко сплю, а сам судорожно вбирал в себя этот запах с шеи и волос. Торчал и мучился одновременно.

Впервые в жизни, в хорошем отеле, рядом с девушкой, которую хочу до зубного скрежета, у меня не было шансов. Сначала сам пообещал не трогать, а потом еще заметил обертку от тампона в ванной. Никак не мог понять, зачем она крутила передо мной задницей при таком раскладе. Ясно, что выпила лишнего, но тут как бы без вариантов. То есть варианты существуют, конечно, и не менее приятные, но для первого раза все же стремные. Тем более ‒ дал слово.

Я вспоминал ее каждый день почти два месяца. Иногда утром, но чаще по вечерам, в душе. Как только не имел в своем воображении! И в натуре поимею. Еще успеем, все только начинается. У нас первое свидание было, по сути. Довольно странное, но свидание.

За этот вечер мы сблизились и многое узнали друг о друге. Соня успела пару раз меня подколоть и обидеть, раз пять поставить в тупик и как минимум десять ‒ взбесить, но при этом несчетное количество раз рассмешить и приятно удивить.

Удивлять она не устает с первой минуты. Пожалуй, это самая необычная из всех знакомых мне девушек. Смелая, честная, прямая и при этом ‒ чувственная, манящая и загадочная. Гремучая смесь дерзости и нежности, сексуальности и наивности. И ни грамма фальши и притворства. Этим и зацепила.

И вот она залетает в палату. Ловлю ее переполненный тревогой взгляд, и в груди разливается тепло. Мягко, волнами вибрирует тихая радость. Я счастлив видеть ее такой взволнованной. Переживает — значит, я ей небезразличен.

‒ Прости, Птичка, не вышло покататься, ‒ говорю с невеселой улыбкой.

‒ Глупый ты, ‒ выдыхает она и присаживается на край кровати. ‒ Я чуть с ума не сошла, когда эта дура из страховой позвонила и ляпнула про аварию. Что произошло? Как чувствуешь себя?

‒ Ерунда. Пара царапин, как видишь, ‒ откликаюсь я. — Фургон встречный в поворот не вошел и притер кабрик. Весь левый бок счесал. Скорость была маленькой, я вырулил, не слетел с асфальта. Только зеркало от удара коцнуло и чуток покромсало меня.

‒ Божечки, ‒ в глазах у Сони слезы. ‒ Тебя изрезало осколками? И лицо, и шею…

Она невесомо проводит пальцами по границе широкого пластыря.

‒ Самый крупный в миллиметрах от сонной артерии был. Доктор сказал: повезло. Но я и без него в курсе, что по жизни везунчик.