Мила улыбнулась в ответ, подумав, что с ролью импозантного миллионера, коротающего досуг где-нибудь в фешенебельном бунгало на берегу океана, Бонифацкий бы справился значительно лучше всех прочих ее знакомых.
— Я слышал, будто ты в Киеве давно?..
— Это правда, — призналась Мила.
Времени для изобретения вполне убедительной легенды днем у нее было более, чем достаточно. В следующие три минуты Бонифацкий услышал короткую историю одинокой женщины-бухгалтера, гнущей спину круглый год над финансовыми отчетами крупного киевского СП, и отправившейся, наконец-то, в давно заслуженный отпуск.
— Ты изменяешь своим привычкам? — расплылся в улыбке Бонифацкий, припомнив, что прежде она предпочитала бархатный сезон всем прочим.
— Просто в комсомоле мне не приходилось сводить балансы за девять месяцев… — Мила обезоруживающе улыбнулась. Чуть грустно и очень доверительно. — Спасибо, что вообще дали вырваться. А с конца лета от заказчиков отбоя нет, так что директор и пописать не всегда отпускает.
Бонифацкий хмыкнул.
— Где ты остановилась?
Мила назвала пансионат, выбрав, какой подальше.
— Я второй день в Ялте. Вышла проветриться, а то, знаешь, в пансионате одни толстозадые матроны с вечно вопящими чадами, да их накачанные пивом папаши.
Боник понимающе кивнул.
С набережной потянуло ароматом копченых кур и какими-то специями. Где-то жарили шашлык. За высоким бетонным парапетом потихоньку разгуливалось море.
— Лучше расскажи ты — где и как? — прервала молчание Мила.
— А ты не откажешься со мной поужинать? — вместо ответа попросил Бонифацкий.
— Смотри, не пожалей, — игриво предупредила Мила. — Я положительно умираю от голода…
Они под руку поднялись по ступенькам. В дверях Мила решительно остановилась.
— Вацлав… — очень серьезно сказала она.
— Что, Милочка?
— Я должна тебе кое в чем признаться…
— И что же? — Боник выглядел немного растерянно.
— Эти котлеты из столовой… Выше моих сил… Ты понимаешь?
Бонифацкий хихикнул и увлек женщину в ресторан.
Ужин выдался восхитительным. Что-что, а готовить здесь умели. Мила заказала салат из трески под майонезом, биточки в сметане и антрикоты с жареным картофелем. Вацлав добавил салат из зелени с дичью, анчоусы под маринадом, севрюгу с гарниром, крабов в яичном соусе, ростбиф и чахохбили, и две бутылки марочного сухого вина. Поколебался секунду и присовокупил к заказу мороженый торт и шампанское.
— Вацик, мы лопнем.
Бонифацкий согласно закивал.
— Обожремся и помрем молодыми.
Мила засмеялась, вспомнив, что именно этой фразой их бывший комсомольский шеф открывал все веселые пирушки.
Боник озорно улыбнулся. Мила ответила тем же.
Оба были голодны, приятно возбуждены и с нетерпением ожидали, когда же на столе начнет появляться пища. Официанты не заставили долго ждать. Обслуживание в ресторане было отменным. А еще в нем было тепло и уютно.
Ни о чем конкретном не говорили. Вспоминали молодые годы, старательно обходя стороной неприятности, обрушившиеся на голову Боника в 1988-м году и все, что последовало за ними.
— Ты помнишь того студента, который на спор с двумя такими же шолопаями, в комитет комсомола факультета ворвался? В 86-м, кажется…
— Славно пошутил, — согласилась Мила, разулыбавшись вовсю. — Конечно помню. Он еще размахивал игрушечным пластмассовым пистолетиком и вопил «Пришла ваша смерть, красноперые!» Или что-то в этом духе. Перестройку неправильно понял. Нашутил себе отчисление из института и исключение из комсомола.
— Ага, — Боник подлил в бокалы. — Парню бы на сцене выступать, а он в армию загудел. Такая вот вышла шуточка. И еще радовался, помню, что срок не схлопотал.
— Вполне мог, — весело подтвердила Мила. — Террористический акт, сопровождавшийся призывами к свержению советского строя…
— О чем ты говоришь… — кивнул Бонифацкий, отправляя в рот внушительный кусок севрюги. — Я знаешь, с чего начинал? Курсировал комсомольский оперативный отряд. ОКОД сокращенно. Ходили по общежитиям, и не дай Бог в какой комнате плакат с Адриано Челентано, например, обнаруживали. Тогда — все… Смерть мухам. — Бонифацкий сделал грозное лицо, но, не удержался и прыснул.
— Чем вам Челентано-то навредил? — не поняла Мила, которая на работу в горком пришла вместе с перестройкой, когда основные заморочки, свойственные Андроповской эпохе, уже канули в лету.
— Потому, — безапеляционно заявил Боник, — что этот самый Челентано был членом неофашистской партии Италии. Или симпатизировал ей. Или к Красным бригадам тяготел. Какая разница?
Мила изумленно вытаращила глаза.