Охота на рэкетиров

— А даже если нет? — развеселился Бонифацкий, — что с того?.. За любую ерунду пришить тому или иному имяреку низкопоклонство перед Западом было легче легкого. Портретик Челентано повесил? — Очень хорошо. Строгий выговор с занесением в учетную карточку — уже есть. Мелочь, а приятно… Не кусается пока? Погоди, укусит. Надумает любитель Челентано лет через пять-семь в партию поступать, когда до него дойдет, что без партбилета — выше какого-нибудь старшего инженеришки — никуда. А тут пятнышко из учетной карточки — оба на… Поди-ка смой…

— Ты садист, — засмеялась Мила.

— Система работала таким образом, — сказал Бонифацкий, пододвигая ближе тарелку с чахохбили. — Только и всего. Вписываешься в систему, живешь и кушаешь, а не вписываешься — извини подвинься.

— Я тебе вот что скажу, — продолжал Боник увлеченно. — Это сейчас большие неприятности из-за булавок на джинсах гэдзби полным бредом кажутся. Вопиющим, так сказать. А ведь и десяти лет не прошло…

— Я помню, — подтвердила Мила. — У меня на первом курсе джинсы были. Так кое-кто попросил лэйблы спороть.

— С попы? — весело уточнил Бонифацкий.

— С попочки, — игриво отозвалась Мила. — Там еще кусочек кожи пришит был. С буковками «LEE». И еще что-то, в том же духе.

— Спорола?

— Нет, — гордо сказала Мила. — Но кофточки на выпуск пришлось носить. Ты же знаешь — не буди лихо, пока оно тихо.

— Ну так вот, — вернулся к своим мыслям Бонифацкий. — Это кто-то, которому твои джинсы покоя не давали, как думаешь, бомжует сейчас?

— Думаю, что нет.

— Вот и правильно. Уверяю тебя, детка. Твой борец за чистоту джинсов подрос, сел в хорошее кресло и, не менее рьяно сражается за то, за что положено сражаться в текущий исторический момент. За нашу державность, к примеру. Теми же методами. Одни надписи спарывает, другие поверх малюет. И очень хорошо себя чувствует.

— В принципе, — продолжил Бонифацкий, — вместо одних фетишей можно запросто выдумать другие. — Он прервался и щелкнул пальцами проплывавшему мимо официанту. — Будьте любезны… Водочки нам принесите.

Официант кивнул.

— Только нормальной, — уточнил Бонифацкий, вторично щелкнув пальцами. — А то, если у меня, дружок, утром голова разболится…

Официант, удаляясь, снова кивнул. Бонифацкий вернулся к собеседнице:

— Ты хоть сто долларов плати за бутылку, а гарантий, что не хлебнешь древесного спирта, почти что никаких… Если бояться не будут… — рассудительно добавил Бонифацкий.

— Давай выпьем, — предложил он, скептически покосившись на графин с водкой, немедленно доставленный официантом. Они, чокнувшись, осушили рюмки.

— Вот тоже глупость, — задумчиво обронил Бонифацкий, проводив глазами зеленую маслину, исчезнувшую во рту собеседницы. — Ну глупость, и все. Ну скажи, пожалуйста, положа руку на сердце, идет эта гадость новомодная в сравнение с нашими нежинскими огурчиками? Идет, а?..

— Нет, — согласилась Мила, аккуратно выплевывая косточку, — ни в какое не идет… Хотя о вкусах не спорят…

— Веяние времени. Фетиши. Другого рода, но из той же команды. Для дураков. — Боник потянулся за севрюгой. — А вот осетровые, напротив, вечная ценность. Вроде живописи.

— Знаешь, — продолжал Бонифацкий, — как-то в общежитии, при Горбачеве уже, попался нам на крючок паренек… Был какой-то там очередной общегородской рейд, вот он и влип.

— Как влип? — заинтересовалась Мила.

— Обнаружили у него под койкой целый склад пустых бутылок из-под спиртного…

— Ну и что?

— Как что?! 1986-й год. ВСЯ СТРАНА ЗА ТРЕЗВОСТЬ СРАЖАЕТСЯ, а отдельные элементы без водки дня прожить не могут? Ничего себе, ну и что! Значит, — с воодушевлением заговорил Бонифацкий, — парень, выходит, чужое место занимал? Правильно? Правильно. Закатили ему строгий выговор, для разминки.

— Может, он пустые бутылки подбирал? Из бедности? — предположила Мила, на минуту представив себя адвокатом несчастного студента.

— Вот и он, помнится, в ту же степь клонил, — злорадно ощерился Бонифацкий. — И ошибся. Лучше б косил под алкоголика. А так — что вышло? Позорил облик советского студента. Понимаешь? Это что же получается — наш советский студент по мусоркам шастает? А, не дай Бог, какой зловредный корреспондент фото шлепнет? Да в «Нью-Йорк Таймс»? Тут уже антисоветчиной попахивает. Причем по полной программе.

Мила невольно поежилась.

— Перестань, Вацлав. Ты такую картину набросал, что у меня чуть аппетит не испортился. Честное слово.

— Главное, — задумчиво произнес Бонифацкий, делая знак Миле, что собирается поставить точку на этой теме. — Главное, такую систему завернуть, чтобы всегда, при любых раскладах, можно было кого угодно, на выбор, выдернуть за ухо и наказать, как следует. За портрет Челентано, или не дай Бог, фотографию рок группы «Кисс»,[30] за морально-бытовое разложение, за слишком длинные волосы, или чересчур короткие, за проживание не по месту прописки или неуплату налогов. Это дело двенадцатое, за что. Смысл в том, чтобы все знали — моя морда тоже в пуху. Тогда все будут тихо сидеть и не варнякать лишнего. И вращай всеми, как варениками в тарелке…

— Противная картина, — коротко резюмировала Мила.