Охота на русскую Золушку (СИ)

Вышла из кабинета куратора я немного приободрённой. Несмотря на то, что к непрочитанным четырем с половиной пухлым томам прибавились еще три. И все к следующей встрече, которую господин Хьюз назначил через 10 дней. А легкую радость я испытывала от того, что могу честно отказаться от свадьбы с Платоном. Ведь это событие никак не вписывается в мой учебный процесс. У меня появился план. Я сделаю вид, что согласна на свадьбу, но не через две недели, как того требует старший Каримов, а после окончания второго семестра. Следующим летом. А там… там все как-нибудь рассосется. Я ведь учиться в Оксфорд приехала, в конце концов, а не замуж выйти.

Платон горячо поддержал мою идею. Ранний брак даже со мной его отчаянно пугал.

— Я тоже скажу, что подготовка к свадьбе сорвет мне написание эссе по экономике.

— Ты знаешь, что такое эссе? — искренне изумилась я.

— Малышка, ты удивишься, но я даже знаю, что такое экономика!

— И что это?

— Пин-код моей карты! — он хохотнул, и, натолкнувшись взглядом на меня серьезную, весело пояснил, — На каждой моей карте экономика одного среднего государства. Так что у меня эта… экономическая карта мира!

Я развела руками. Послушал бы Платона мой куратор по гуманизму, может, перестал бы разглагольствовать о немощи женского ума в науке.

Но потом с нашей идеей что-то пошло не так. Пошло не так ровно в тот момент, когда старший Каримов выслушал наше предложение, а потом поцокал языком. В груди пахнуло холодком, от этого его цоканья.

— Дельно, — согласился видавший виды бизнесмен, в этот раз совершенно трезвый, — Учеба — это хорошо. Надо прилагать усилия. Особенно тебе, Мария. Ты будущее светило науки, и просто обязана иметь диплом Оксфорда. Это корочка хоть и бесполезная, но зато престижная. Тут ничего не скажу. Но год, все-таки перебор. Поженитесь на зимних каникулах. Устроим рождественскую сказку.

Вот так. Только что я официально дала согласие на брак с Платоном. Не через год, а через три месяца! Через три чертовых месяца! Это не летом. Это не забудется и само собой не рассосется!

— А чтобы у вас не возникло дурацких мыслей о разводе, жить будете вместе, — припечатал строгий будущий свекр.

— Но я…

Платон сжал мою руку под столом, призвав не спорить.

— У нас большой дом в Оксфорде. И я хочу, чтобы ты уже сейчас навела в нем порядок, Маша, — прочувственным голосом заявил старший Каримов.

Когда он отключился, я закрыла лицо ладонями. Что я наделала?! С утра я еще была свободна, а теперь? Теперь на меня возложили обязательства. Под которыми я сама и расписалась. Ну не фактически, а формально. Хотя в договорах с Каримовым это, похоже, одно и то же.

— Да что ты страдаешь! — прогундел Платон возле моего уха, — Я же обещал, разделим дом пополам. Ты меня и не увидишь! А тут отличные условия. Бассейн, спа, теннисный корт, сквош в подвале, прислуга и кухарка-француженка.

О, Господи!

— Я не хочу тут жить!

Я вскочила и, наверное, что-то во мне здорово испугало моего будущего яко бы мужа. Потому что он отпрыгнул от меня на метр, даже несмотря на то, что сидел, а не стоял. Вместе со стулом отпрыгнул.

— Мне нравится моя жизнь с подругами! Мне с ними весело! Мне нравится ездить в колледж на автобусе! И у меня, в конце концов, есть парень!

— Чего?! — сощурился Платон, хотя со стула встать все еще поостерегся, — Этот химик?

Ладно, с парнем я немного переборщила. Ладно, не немного. И все-таки. Берти, Ал или Альберт, не важно, приходился же мне кем-то. Другом? Но для настоящей дружбы мы слишком недолго знакомы. Все-таки дружба не рождается как страсть, внезапно. Тогда получается, он мне все-таки парень?

— На парня я не согласен, — мой яко бы жених надул и без того пухлые губы и стал похож на обиженного Недоросля. Коим он и был, если уж на то пошло, — Давай ка у тебя не будет пока парня, Машунь.

— У меня своя жизнь, — отчеканила я, не желая сдавать позиции, — Я, может, и замуж выйду к Рождеству. Только не за тебя. И нам нужно как-то примирить с этим твоего отца. Ведь насколько я понимаю, нам обоим ничего хорошего не светит, если он не откажется от идеи нас поженить?

Про женитьбу в Рождество, я, конечно, просто так сказала, из вредности. Ну, и чтобы не навыдумывал себе лишнего.

Платон показательно вздохнул. Глянул на меня снизу вверх, потому что все еще сидел, теперь как-то не по-мужски обмякнув на стуле, и заявил:

— Тебе плевать на мои чувства. Совсем плевать.

— О чем ты?! Какие у тебя чувства?!

— Я ведь тебя люблю…

Он сказал это так просто, как будто слова сами собой напрашивались в наши отношения.

— Ты любишь меня как пирожное с кремом. Или как перстень дорогой. Или даже как костюм, который тебе идет. Ты все так любишь, Платон. Это не любовь. Это вещизм.

— Много ты понимаешь, — он подобрался и встал со стула, — У тебя же никогда не было ни платья любимого, ни сумки, чтобы разницу почувствовать. Такие как я тоже могут… способны… замутить любовь покруче, чем какой-нибудь нищеброд. Только знаешь в чем беда? Обижать нас не стоит. Мы очень больно обижаемся.