Охота на Скунса

Они переключались с одной темы на другую, а потом перешли в режим реального времени. Это было здорово — создавать полное впечатление, что сама Даша сидит прямо перед ним, вернее, в соседней комнате. Или что они болтают по телефону. Голоса, правда, не было слышно, но она писала так интересно, такие у нее были неожиданные сравнения, и она так ловко пользовалась специальными знаками вроде:) для улыбки, что создавалось почти полное впечатление того, что он слышит ее голос. Петр был совершенно уверен, что голос у нее не писклявый, как у некоторых его знакомых (он такие голоса терпеть не мог), но и не женский бас, а такой вот звонкий и в то же время иронический.

Судя по всему, и Даше нравилось болтать с ним через Интернет. Скоро они уже не могли прожить ни дня без того, чтобы не поделиться новыми мыслями. При этом оба совершенно избегали всякой конкретной информации: Петя понятия не имел, где живет Даша, с кем, где учится (или работает), даже не знал, сколько ей лет. Тут он, правда, был почти уверен, что она примерно его ровесница.

Сначала все эти вопросы Петю не особенно волновали, «Это все несущественно, — говорил он себе и окружающим. — Главное, что человек говорит, а там будь он хоть негром преклонных годов!»

Правда, однако, состояла в том, что с негром, особенно преклонных годов, болтать было бы совсем не так интересно, даже если бы он высказывал решительно те же самые мысли, что и Даша. Было все-таки что-то в том, что его собеседница — симпатичная (в этом Петя не сомневался), молодая (в этом он сомневался еще меньше) и к тому же женского пола.

Познание власти денег

Борис Бельды позвонил в девять утра. Георгий Иванович Беневоленский ночевал в офисе на Цветном бульваре, точнее, в той микроквартире, которая служила продолжением офиса. Уже много лет на неумный вопрос «как жизнь?» он отвечал, слегка иронизируя над собой:

— Да никак. Личной, например, давно уже нет. Одна деловая.

Однако Борис Бельды на всякий случай показал вежливость. Или заботу:

— Не разбудил, Гарька?

— Слушай, уже девять часов, говори дело.

— Порядок, подписали контракт на твоих условиях.

— Когда в Москву?

— Ну дай хотя бы день погулять. Я же телевизор смотрю, вижу, какая в Москве погода. А тут — солнышко.

— Ладно, послезавтра прилетай.

Партнер, как лошадь, собака и женщина, любит твердую руку. Поэтому Беневоленский был с Борисом Бельды всегда суров.

Когда-то много лет назад именно благодаря ему Георгий Иванович получил первое представление о власти денег. Им обоим было тогда по восемь лет. И он купил себе дружбу. Это случилось вскоре после того, как с легкой подачи учителя физкультуры к нему прицепилось прозвище Паук. Однажды на уроке физкультуры учитель, раздраженный его суетливыми движениями, выкрикнул:

— Беневоленский, ну что ты машешь конечностями, как паук!

С тех пор это имя к нему крепко прилипло. И все в классе иначе, как Пауком, его и не называли. Но особенно дразнил, отпихивал из очереди в школьный буфет, толкал в коридоре собственный сосед по парте, Борис Бельды. Одет он был в застиранную форму, наверняка уже ношенную не одним первоклассником, а по утрам от него исходил довольно противный запах перловки.

Беневоленский, рожденный в пятьдесят пятом году, почти посередине двадцатого века, не знал бедности, которая окружала тогда многих.

— Знания, мой дорогой, — не только сила, а ученье — не только свет, это еще и хлеб с маслом, даже с красной икрой, — учил его отец, знаменитый профессор-уролог. — Хотя иногда чрезмерные знания умножают печали.

Сам отец так был занят изучением чужих мочеполовых путей, что просмотрел страшную болезнь жены. А когда она года через два отмучилась и к ним стала приходить ее сестра, сначала днем — только чтобы помогать по хозяйству, — а потом осталась и на ночь, чтобы в супружеской постели помочь себе и вдовцу пережить одиночество, профессор, возможно, даже не заметил подмены. Тогда-то юного Беневоленского и стали отправлять в летние лагеря. И отец, который проводил выходные в БАНе, что расшифровывалось отнюдь не как банное место, а как Библиотека Академии наук, естественно, не мог его навещать, зато откупался огромной суммой, близкой к доцентскому заработку. Кроме профессорского оклада отец постоянно получал гонорары за приватную практику, а также за статьи, книги, и семья жила безбедно. Георгий Беневоленский едва догадывался о том, что другие живут иначе. Поэтому однажды, когда вредный сосед заболел и учительница велела навестить его, это посещение произвело на девятилетнего профессорского сына ощущение шока.

* * *