Во всяком случае, так все должно было происходить. Правда, все это время в резиденцию Клюни наведывался Чарльз Брэндон, новоиспеченный герцог Саффолк, который прибыл в Париж для участия в турнирах в честь коронации Франциска. Получив отставку у Маргариты Австрийской, он ничуть не растерялся и переключился на Марию, или, возможно, это она имела на него виды. Ходили слухи, и небезосновательные, что они пылали друг к другу такой страстью, что, как только Людовик упокоился в гробу, они ринулись в спальню, где наконец смогли свободно предаться страстной любви. На второй неделе февраля 1515 года любовники тайно обручились. Официально во Франции об их помолвке было объявлено через месяц – таков был отвлекающий маневр Саффолка12
.Для герцога такие ухаживания и женитьба на Марии были сопряжены со смертельным риском, поскольку Генрих как-то взял с него клятву, что он никогда не осмелится пойти на такое. Томас Уолси, как всегда хорошо обо всем осведомленный, почувствовал, что иметь эту пару в качестве союзников – отличная возможность укрепить свою власть, и, написав за Марию покаянное письмо, настоял на том, чтобы она переписала его своей рукой и отправила брату. При этом он предупредил Саффолка, что Генриху будет мало простых слов: король захочет «получить клятвенное заверение в Вашей искренности» и «убедиться, что ни за что на свете (даже будучи раздираемым дикими лошадьми) Вы не нарушите своей клятвы». «Будь прокляты слепая привязанность и тайная страсть, которые привели к этому»,– заявил Уолси, ибо Саффолк, по его мысли, был «в величайшей опасности, которая могла грозить простому смертному»13
.Следуя наставлениям Уолси, герцог уладил дела, согласившись отдать Генриху всю посуду и драгоценности из приданого Марии, которые только удастся отвоевать у Франциска, а также большую сумму наличными и половину денежного содержания в 55 000 турских ливров, положенного Марии как вдовствующей королеве Франции. В конце концов деньги сделали свое дело, и Саффолк заслужил помилование14
.Специальным посланником, который должен был отправиться во Францию, чтобы сообщить Франциску о том, что Саффолк прощен, Генрих назначил Томаса Болейна. Незадолго до этого, в празднествах по случаю Рождества 1514 года при дворе Генриха, отец и мать Анны исполняли главные роли в рождественской пантомиме15
. «Несколько затянувшийся» визит Болейна в Париж описан французским мемуаристом Робером де Ламарком, сеньором де Флеранжем[40], однако долгое время этому эпизоду не придавали особого значения16. Дипломатическая миссия Болейна не принесла больших успехов, за некоторым исключением: Мария и Саффолк покинули Париж в середине апреля и вернулись домой. Однако Болейн преуспел в другом: ему удалось пристроить Анну фрейлиной при дворе королевы Клод17. Если бы Анна уже находилась во Франции, приехав туда из Дувра или из Мехелена в сопровождении людей отца, это бы означало, что она просто перешла от служивших Марии фрейлин в свиту королевы Клод. Но если это не так и если представить, что Анна приехала в Хивер слишком поздно и не успела отправиться во Францию в свите Марии, то вполне вероятно, что отец, собираясь с дипломатической миссией во Францию, взял ее с собой, твердо уверенный в том, что она уже больше не вернется к Маргарите, а у него есть шанс воспользоваться своим положением и убедить Франциска взять дочь к себе18. Как бы то ни было, Анна была доставлена в Париж и заняла место при французском дворе.Должно быть, Париж произвел на Анну глубокое впечатление. В 1510-х годах там было более многолюдно, чем в Лондоне: население французской столицы составляло около 200 000 человек, в то время как в Лондоне проживало не более 80 000. Разумеется, Париж был значительно больше Мехелена или Брюсселя. На острове Сите посреди реки Сены располагалась самая старая часть города. В восточной части острова возвышался собор Парижской Богоматери, а в западной находился дворец Консьержери, старый королевский замок, в котором в то время заседал парижский парламент и суд. Здание Сорбонны со знаменитым факультетом богословия, а также многочисленные типографии и книжные лавки, окруженные средневековой стеной, находились на левом берегу. Путешественников из Англии особенно впечатляло то, что Париж был «застроен с большим вкусом и расположен удобнее», чем Лондон. Улицы тоже были узкими, но запахи нечистот и сточных вод раздражали не так сильно19
.