Охота на сопках Маньчжурии

Кстати, не дай бог, если со мной заговорят на французском. Нет, то есть, конечно, я всё пойму и «адаптер» даже выдаст мне подсказку по поводу того, что и как отвечать, только вот произнесу я это со столь чудовищным акцентом, что они неприятно удивятся. Они же не в курсе, что через сто лет французский не будут изучать в школах (кроме разве что каких-нибудь узкоспециализированных «Имени Николя Саркози и Карлы Бруни»), поскольку он у нас давно никому на хер не нужен, даже самим французам…

– Ничего себе… – вырвалось у флотского лейтенанта, который тут же, без паузы, обратился к хозяину кабинета. – Женечка, как ты уже, наверное, догадался, мимо вас только что продефилировал со своими матросиками этот сквалыга Шлератт, который рассказал мне, что Овсюк повёл к тебе какого-то господина, причём по виду явного иностранца. И мы с господином бароном поспешили взглянуть. Так это он и есть? И, что самое удивительное, хорошо говорит по-русски?

С ума сойти, война же идёт, фронт где-то в тридцати верстах, а они явились поглазеть на заезжего иностранца?! Да ещё, чего доброго, покинув для этого какие-нибудь важные посты! Больше заняться нечем? Хотя подозреваю, что практически в любой осаждённой крепости во все времена всегда найдутся меланхолики, которым по жизни грустно и скучно…

– Да, это я и есть, – вежливо ответил я вместо всё ещё державшего в руках мой паспорт и глупо улыбавшегося при этом господина подпоручика. – И таки да, говорю. Кстати, позвольте представиться: я Андрэ Рейфорт, французский журналист. С кем имею честь, господа офицеры?

– Лейтенант флота Зиновьев, – охотно представился моряк.

– Ко-орнет, ба-аронн фо-он Пыхте-е-Скеебиносс, адъюта-ант его высокопревосхо-одительстфа-а нача-альника-а Ква-антунского укреплённо-ого райо-она генера-ал-лейтена-анта Стесселя, – важно и длинно, словно делая мне величайшее одолжение, отрекомендовался мелкий.

Ну да, подпоручик «по кавалерии» это корнет и есть, и погоны у них действительно были одинаковыми. А в казаках он звался бы хорунжим. И насчёт его акцента я не ошибся, фамилия у этого захудалого фон-барона явно чухонская, какой-нибудь «земгальско-латгальский дворянин», имеющий во владении убогий хутор (и хорошо, если не пропитый его предками) посреди болот и картофельных полей, громко именуемый поместьем, а точнее – мызой или фольварком. Хотя нет, «фольварк» – это уже из словаря чистокровных дойчей…

– Мне очень приятно, господа, – улыбнулся я им. – Чем вызван ваш столь горячий интерес к моей скромной персоне?

Хотя и так было ясно чем: они же тут более полугода в осаде сидят. Небось, осточертело, поскольку свежих-то тут не появляется совсем.

Однако вместо ответа оба зашли за спину подпоручику Майскому и некоторое время изучали мой паспорт, передавая его друг другу. И по их лицам было видно, что иностранных «ксив» они до этого момента в руках, похоже, не держали.

– А откуда вы так хорошо говорите по-русски? – спросил Майский, наконец возвращая мне документ.

– Ну, для начала, мой покойный папа был русским.

Офицеры переглянулись.

– Да, на француза вы не очень похожи, – констатировал флотский лейтенант. – И, кстати, разговариваете по-нашему совершенно без акцента. Причём примерно так разговаривает, например, мой дядюшка Георгий Аполлонович из Екатеринбурга и прочая тамошняя уральская родня…

Экий он внимательный, этот Зиновьев. В другое время стоило бы его убить на месте за подобные догадки, но пока категорически не стоило этого делать. Каждый раз отвечать на «здравствуйте» пулей в лоб – это путь в никуда.

– Не спорю, господа. Всё возможно. Но вообще-то я родился в Португальской Западной Африке.

– Ого. А как это вас туда занесло?

– Не меня, а батюшку. По морю, естественно. Лето 1862 года, частная экспедиция под патронатом Императорского Русского географического общества. Профессор-естествоиспытатель Смышлаго, который собирался изучать каких-то африканских насекомых и приматов, и считавшийся гидрографом отставной капитан третьего ранга Синичилло, который, похоже, грезил о географических открытиях. Бриг «Бриз». Неужели не слышали?

– Честно говоря, нет.

– Странно, господа. Хотя, честно признаюсь вам, даже в Санкт-Петербурге, когда я там побывал, практически никто не смог вспомнить об этой экспедиции, хотя её организаторов благословили и даже вроде бы ссудили деньгами известные тогда адмиралы Анжу и Посьет. Так что я вовсе не удивлён. В общем, бриг «Бриз» был разбит во время сильного шторма на камнях у Амбриша, это недалеко от Луанды, на атлантическом побережье португальской Анголы. Погибли тогда почти все. А в числе немногих спасшихся был мой отец, мичман Сергей Хренников. Ну а поскольку шансов выбраться на родину без средств и документов у него практически не было, там он обосновался и прижился…