Охота на Сталина

Пупсик рвал и метал. Оказывается, жена звонила ему аж три раза за последние полтора часа.

Он удивленно посмотрел на список неотвеченных вызовов. Да, так и есть. Пожалуй, придется по дороге домой заехать в ювелирный, а это значит, что себестоимость статьи возрастет. Помимо, «на пиар» и «на проставу» нужно ведь еще и главреду отстегнуть как обычно, а теперь вот гонорар еще тысяч на пять уменьшится.

Алексей запихал в рот остатки лаваша, запил его давно остывшим кофе и, выключив компьютер, снял с вешалки пальто.

— Ну как, сезон охоты на отца народов открыт? Что пишут? — дверь скрипнула и легкий на помине главред вошел в кабинет и устроившись на уголке стола, махнул в сторону погасшего экрана.

— Пишут, Сергей Леопольдович, много, но, к сожалению, в основном ругают.

— Так это же хорошо. Значит, рейтинги растут. А то, что поносят — так это ерунда. Вон Политковскую тоже ругали, а теперь вот памятник поставили… в Грузии. А в штатах даже фильм сняли, книги пишут, Евросоюз премию, ее имени, учредил.

— Ну и шуточки у вас, Сергей Леопольдович. И вот потом вы все о рейтингах, а мне бы хотелось бы читателя убедить в чем-то, заставить задуматься…

— Может, ты там с жертвами репрессий переборщил? Я тебе говорил пяток, другой миллионов накинь, а ты там случайно до сорока не округлил?

— Нет, на тридцати остановился, — Бенедиктинский заправил шарф под воротник, — а вы разве не читали.

Главред закусил нижнюю губу и уставился на мысок своего отполированного ботинка.

Эх, зря он это спросил. Знал же, что, не положив в карман традиционный конверт, Леопольдыч не касался готовых материалов своих подчиненных. Ну, или делал вид, что не касался.

Алексей подошел к ящику своего стола, открыл его и, достав конверт с деньгами, упакованный в сигнальный экземпляр, протянул его начальнику:

— Вот, ничего такого. Я и так там сгладил все углы, которые только можно было. Это уже после вашей правки.

— Завтра с утра почитаю, а потом вместе подумаем, что нам с этим поколением горе-патриотов делать, — повеселевший Сергей Леопольдович соскочил со стола и скрылся в дверном проеме, буркнув на прощание что-то вроде «Бай».

Бенедиктинский взял шляпу и зонт и вышел вслед за главредом. В отличие от Леопольдыча, настроение у него было в конец испорчено. Проведя бейджем по электронному ключу своего кабинета, от расстройства он сначала даже пошел в противоположную от лестницы сторону коридора.

Пожалуй, заеду-ка я еще в «Пять звезд», коньячевского куплю — нервишки подлечить.

Стеклянная дверь-вертушка еще долго крутилась, после того как Алексей в сердцах толкнул ее, так и не ответив на «до свидания» озадаченному вахтеру.

Ни пробка на Ленинградке, ни посещение ювелирного не добавила Алексею настроения. Но окончательно оно было испорчено, когда Бенедиктинский, подъехав к «Пяти звездам», увидел табличку, сообщающую о ремонте. Вовремя! Называется — побаловал себя маленько! Что, ехать к другому такому же через пол города? Нет, конечно. Значит, остается ближайший супермаркет. Он со злостью ткнул окурком в пепельницу и повернул ключ в замке зажигания. Ага, сейчас. Двигатель не завелся. Алексей попробовал еще раз. И еще раз. И еще. Ноль эмоций. Он выскочил из машины и, закурив, принялся расхаживать туда-сюда. Так, техничка, с учетом пробок, будет, самое раннее, через полчаса. Значит, можно пока сходить за коньяком в супермаркет. Кажется, там за углом проезжая, он видел один. Конечно, французский коньяк в нем наверняка подмосковного разлива, но это все же лучше, чем клопомор в бутылках из-под Грузинского, что впаривают вон в той палатке.

Из пяти касс работали только две и все эти полчаcа Бенедиктинскому пришлось провести в обществе очумевшего офисного планктона, почему-то решившего набить свои холодильники именно сегодня.

Выжатый, как лимон, он, наконец выскочил на улицу и едва ли не бегом рванул к машине. Но… На том месте возле «Пяти звезд», где Алексей оставил свой «Лексус» тридцать минут назад, его не было.

Два часа в отделении милиции, сорок минут в метро, и в результате, когда Бенедиктинский вышел из подземного перехода «Речного вокзала», было уже темно. В павильоне остановки, на лавочке сидел невысокий худой старик. На вид ему было далеко за восемьдесят. Воевал, наверное. Может, и сидел даже.

Бенедикинский нетвердой походкой направился к остановке.

— Извиняюсь уважаемый, а автобус скоро будет.

— Нет, не скоро, молодой человек. Через сорок минут, и при том последний!

— А, понятно, — Алексей рухнул на лавку рядом с дедом, — значит, вместе дожидаться будем.

Старик промолчал, но это не остановило Бенедиктинского. Он обнял старика за плечи.

— Что, отец, жизнь тяжелая штука? Да, а кому вообще легко живется в этой стране? Вот ты знаешь, дед? Машину вот у меня угнали, — он всхлипнул. — Линять нужно из этого гадюшника, вот что.

— Вот такие, как вы, страну гадюшником и сделали, — старик снял руку Бенедиктинского со своего плеча и встал.

— Ой, ой, ой. А вы, что в свое время с ней сделали? Пол страны сидело, а другая половина их охраняла, да доносы строчила.