Охота на Сталина, охота на Гитлера (с фото)

Сохранились описания единственной пресс-конференции, данной Люшковым 13 июля 1938 года в токийском отеле "Санно". Присутствовавшие сошлись на том, что бывший комиссар госбезопасности хорошо сыграл свою звездную роль. Одетый в только что сшитый элегантный летний серый костюм, при галстуке, гладко выбритый, очень живой, с сигаретой "Черри-брэнд" в длинном мундштуке из слоновой кости, он казался моложе своих 37 лет. Генрих Самойлович стремился выглядеть джентльменом. Только глаза смотрели на собеседников слишком уж пронзительно - так, как он привык смотреть на своих агентов, от которых выслушивал доносы и которым давал разного рода тайные задания. Говорил Люшков низким, но сильным голосом, в спокойной и довольно привлекательной манере, жестикулировал, словно произносящий речь оратор, и выглядел довольно бодрым. Погрустнел только к концу, когда речь зашла о его семье. Однако быстро взял себя в руки. После окончания пресс-конференции Люшков пожимал руки журналистам и при этом все время улыбался.

Сохранились фотографии Люшкова, сделанные в этот памятный для него день. Перед нами - симпатичный молодой человек: никак не скажешь, что ему под сорок. Человек просто источает радость жизни и напоминает героя голливудских лент, воплощение американской мечты. На лице - ни тени озабоченности, а тем более печали. И даже не подумаешь, что на совести у этого человека - тысячи и тысячи загубленных жизней. Не испытывал, выходит, Генрих Самойлович угрызений совести. Радость переполняла его. Как же, вырвался из уже готового захлопнуться капкана, не очутился, подобно своим жертвам, у глухой стенки лубянского подвала. Воля ваша, но не думаю, что такой человек будет искать еше приключений на свою голову и влезать в авантюру с каким-то немыслимым покушением на всесильного "кремлевского горца". Главное для Люшкова - спрятаться как можно надежнее, чтобы "наши меня не догнали". А если вместо Сталина придет Молотов или, не дай бог, Ежов - разве это изменит к лучшему положение комиссара-предателя?

Люшков мечтал о свободе, хотел избавиться от постоянного страха, что завтра придется разделить участь тех, кого сам казнил. Но японцы церемонно, вежливо улыбаясь, не оставляли его своим вниманием. Генрих Самойлович превратился в своего рода почетного пленника. На него не надевали наручников, а на окне номера гостиницы, где он жил, не было решетки. Да ведь языка Люшков не знал - вот и приходилось почти всегда ходить в сопровождении переводчика. Выехать же из страны ему не разрешали. Японской разведке не было резона упускать свою добычу. Люшкова засадили за писание справок о руководстве и структуре НКВД, о внешней политике СССР, о положении в высшем партийном руководстве. Но вскоре в Токио решили, что вытрясли из перебежчика все, что могли, и теперь он представляет интерес разве что для пропаганды. Впрочем, офицеры русской секции разведки императорской армии иногда консультировались у Люшкова по поводу внутреннего положения СССР и организации и вооружения Красной Армии.

Генрих Самойлович мечтал уехать в Америку. Можно предположить, что кроме немецкого он неплохо владел и английским языком. Однако вТокио отнюдь не горели желанием снабжать потенциального противника ценным источником информации.

В целом же Люшков производил на японцев довольно благоприятное впечатление. Полковник Ябе Чута в беседе с американским историком Элвином Куксом вспоминал:

"Он был очень умен и работал усердно, все время что-то читал и писал. На случай войны Люшков приготовил антисталинские речи и тексты для листовок. Нередко он трудился сутки без сна. Переводчики уморились, вынужденные иной раз переводить за Люшковым до 40 рукописных страниц в день. Других дел у перебежчика все равно не было. Вот и занялся писательством, да так, что его плодовитости позавидовали бы сегодняшние авторы детективных и женских романов. Генрих Самойлович писал и собственную биографию, и размышления о Сталине, и подробнейший критический разбор "Краткого курса истории ВКП(б)". Ему подарили новейший коротковолновый приемник, чтобы слушать московское радио, регулярно присылали советские газеты и журналы. Читал Люшков и книги по истории, а также русскую художественную литературу: Тургенева, Достоевского, Чехова. Переводчик, который переводил люшковские опусы, вспоминал: "Это был интеллектуал с широким взглядом на мир. Он много знал не только о политике, экономике и военном деле, но и о музыке и литературе. Однажды мне пришлось переводить написанное им критическое эссе о русской литературе".