Охота на сурков

Не скажешь, что человек этот был из кожи. Но он с ног до головы был в коже. На голове берет — из черной кожи, коричневая лакированной кожи куртка, черная рубаха, иначе говоря, чернорубашечник, высокие желто-коричневые сапоги. И такие крошечные подбритые усики, что можно было подумать, изъян Кожина верхней губе. При близком же рассмотрении они, скорее, казались обрывком кожи, налипшим на верхней губе.

Он соскочил с мотоцикла, кстати говоря, с коляской. В марках мотоциклов я, в общем-то, разбираюсь: двухцилиндровый четырехтактный двигатель, мощность 20 л. с. Немецкая фирма «Цюндап». Он пожал руки Крайнеру и Мостни, вначале — «оратору», затем — «молчальнику».

У тен Бройки было две машины: коричневый «крейслер» с откидным верхом и семиместный лимузин «австродаймлер»; роскошная черная машина удлиненной формы, с коричневато-желтыми сиденьями, место шофера отделено стеклянной перегородкой. Там сейчас садовник-слуга-шофер Бонжур решал кроссворды. Между машинами ждала тележка, запряженная двумя мулами. А перед ней стоял мистер Фицэллан, карликовый жокей в отставке; подняв воротник и опустив уголки губ, он, не замечая ни тех троих — Крайнера, Мостни, Кожаного, — ни нас троих — де Колану, Арчибальдо, меня, — держал речь к мулам.

— Fffuck you! — проклинал их Фиц. — You blasted goddamned doiikey-bastards… Go to hell! You sons-of-a-bitch listen to me, what I tell you. To hell with you, you goddamned ffucking…[44]

Мулы выслушивали проклятия карлика с полной невозмутимостью, и только их пушистые уши грациозно колыхались.

Рядом около самой сточной канавы стоял и немытый лимузин де Коланы. В заляпанное заднее стекло уткнулись в два ряда, прижимаясь друг к другу, семь спаниелевых носов — ну прямо-таки семейная фотография. Но стоило нам показаться, и фотография ожила; раздалось астматически радостное тявканье. Адвокат с непроницаемым лицом, не в силах, однако, скрыть свою «отцовскую» гордость, открыл дверцу. Тотчас вся свора выкатилась на улицу, разлетелась мохнатыми клубками. Минуты две адвокат дал им побеситься, а затем, поднеся ключ ко рту, как-то нерешительно свистнул, сзывая их назад. Подчинились лишь трое, прыгнув на заднее сиденье.

— Арчибальдо, avanti! — резко крикнул де Колана, однако нежные нотки в голосе сводили на нет строгость приказа.

Патриарх тотчас деловито принялся за работу, как опытная овчарка. Угрожающе урча, он сбил четырех непослушных в кучу и загнал в машину. Обнаружилось при этом, что у трости с янтарным набалдашником есть дополнительная обязанность пастушьего посоха; два-три легчайших шлепка, и вся компания собралась на заднем сиденье.

Де Колана перебрался через надломанную подножку, втиснулся за руль, а я помог взобраться в машину Патриарху, что, кажется, господин его не одобрил; и вот мы втроем сидим на переднем сиденье, но, прежде чем мотор завелся, стартер раз-другой взвыл вхолостую.

Свинцово-серое предвечернее небо, но вдали уже забрезжило светлое пятно надежды! Над затянутой вершиной Фуоркла-Сурлей, в повисших тучах уже зияет рваными краями брешь; в ней светится несказанно далекое васильково-синее небо юга, а в центре, словно нарочито обрамленный тучами, прорица-тельно поблескивает слоновокостный диск полной луны.

Но вот комья туч вновь сомкнулись, смяв забрезжившую было надежду.

Мы поехали вдоль склона, поросшего лиственницами и соснами; в вышине очертания деревьев поглощал туман. Тучи, когда спускаются с небес, зовутся туманом, подумал я простодушно; вытянув шею, я заглянул в зеркало водителя, чего тот, всматриваясь в ветровое стекло, кажется, не приметил. Метелка из павлиньих перьев легонько покачивалась над задним стеклом. За нами тянулось шоссе — пустое. Мы ехали довольно быстро, надломанная подножка брякала. Слева внизу в последний раз мелькнули коробки отелей, курорт казался вымершим. Но мы уже углубились в лес Сувретты.

— Черно-Белый-Бело-Черный? Вы спите? — проскрипел словно бы откуда-то издалека де Колана.

Я встрепенулся.

— Нет… я только, э… точно разбитый. Эта серая… эта погода, всему виной. А может, кофе с киршем. Стоит мне выпить днем спиртного, и я валюсь с ног.

— Ага! А я разве не то говорю? Мой принцип, хум-ррум, мой принцип… — Не сводя глаз с дороги, он наклонился ко мне; кисловатый, едва перебитый мятной лепешкой перегар обдал меня. — Днем ни капли спиртного.

— Ну, мне-то вы можете этого не говорить, адвокат. Спорю на миллион фунтов стерлингов, что вы самое меньшее уже приняли внутрь пол-литра… минутку, — принюхался я, — э… пол-литра «Марк-де-Бургонь». Угадал?

— Я? Внутрь? Пол-литра «Марк-де-Бургонь»? И как только подобная мысль пришла вам в голову?