Охота на свиней

Европейский гуманизм не существует отдельно от материальной культуры, от экономического благополучия современной Европы.

Этические, моральные ценности, в том числе и понятие справедливости — это не знание, которое можно передавать от учителя к ученику, распространять, как правила уличного движения или поведения за банкетным столом.

Нравственность обретает значимость и ценность лишь как опыт.

Одна из самых знаменитых книг на Земле, Евангелие, утверждает это каждой своей строкой.

Наш сборник, а мы предполагаем и надеемся, что он станет первой книгой в серии книг современной шведской литературы, предлагает читателю ознакомиться, вернее, приобщиться к духовному опыту современной Швеции.

Творчество представленных в нашем сборнике писателей — явление в современной шведской и европейской литературе не только заметное, но и значительное.

Что самое смешное в письме Пера Кристиана Ершильда, автора сатирического романа «Охота на свиней»?

Мне кажется — серьезность, непробиваемая серьезность выражения его лица, вернее, его героя, ведущего дневник.

Это дневник бюрократа, чиновника, запрограммированного на рациональное функционирование в иррациональном мире. Если бы ему пришла в голову, или куда там ему что приходит, мысль вести дневник, если бы этому роботу поручили еще и должность начальника главка по «охоте на свиней», думаю, этот дневник мало бы отличался от предложенной исповеди.

Стилистика этого романа совершенно своеобразна, она в чем-то непривычна для читателя русского сатирического текста, у нас сатирик изображает мир утрированно, почти карикатурно, игровой элемент в сатирическом письме открыт, обнажен. Ершильд же открывает в картине жизни реальной, узнаваемой внутреннюю порочность. Автор погружает нас в жизнь, не отличимую от наблюдаемой повседневности, и мы сами не замечаем, как нас втягивают, делают чуть ли не сообщниками абсурда.

Человеческая жизнь, сведенная к запрограммированному функционированию, — это пародия на жизнь.

Главные события разворачиваются на Готланде.

Русскому читателю, быть может, непросто представить себе, какое место занимает этот удивительный остров не на карте Швеции, а в душе шведов. Мне кажется, что, любя свою землю, свою родину, шведы с каким-то особо теплым, особо нежным чувством относятся именно к Готланду, этому заповеднику истории, духовному чистилищу. Недаром же к нему так тянется шведская интеллигенция, недаром в летнее время огромные паромы из Стокгольма до Висби курсируют переполненными.

На флаге Готланда — овца, агнец, символ кротости, жертвенности, милосердия, и об этом не надо напоминать ни одному шведу, читающему «Охоту на свиней», роман о бюрократической корриде со свиньями, разыгравшейся именно на Готланде.

Когда я смотрел на карту Готланда, не такую уж и старую, всего лишь двадцатилетней давности, то видел, каким количеством запретных зон покрыт этот остров. Быть может, поэтому в романе так органична тема армии — организации, ориентированной в конечном счете на убийство… свиней так свиней…

Как не похожи и сюжет, и манера, и герои Ершильда и Тротциг, но их объединяет обостренное чутье на бездуховность, с одинаковой легкостью превращающей жизнь и в трагедию, и в фарс.

Людвиг Фейербах писал о том, что остроумная манера высказываться предполагает в собеседнике способность самому, непременно самому, увидеть, понять и оценить юмор, насмешку, иронию. Анекдот никогда не рассказывается «до конца». У читателей Ершильда есть хорошая возможность проверить свое чувство юмора, свою способность оценить пародию на жизнь, выписанную с бюрократической дотошностью.

И кто это придумал, какой ленивый человек развесил этикетки: француз — легкомыслен, англичанин — педант, немец туповат, скандинав холодновато-спокоен, сдержан, медлителен…

Нет ничего удобнее стереотипа, и едва ли есть что-нибудь вреднее в человеческих отношениях, чем ориентация на стереотип.

Мне рассказывали о паромщике, пьянице и сквернослове, водившем паром через пролив между Готландом и островом Форё. Однажды, как всегда пьяный, он решил изменить привычный маршрут и повел свое судно с пассажирами в открытое море… Вот тебе и холодновато-спокойный!

Ночной Висбю, огражденный ладонями крепостных стен, пустынен и тих, и вдруг тишину готовящегося отойти ко сну заповедного города разрывает крик бредущего неверной походкой горожанина. Он кричит одно слово, только одно, но очень громко. Придавая голосу множество оттенков, он вносит некоторое своеобразие в свой монолог. «Что он орет?» — спрашиваю у друзей. Оказывается, он орет: «Простите!» Это он просит прощения за то, что нарушает покой. Не очень вежливо, но вполне остроумно. Вот вам и сдержанность, вот и медлительность…