— Тогда иди звони своей жене и оставь меня, наконец, в покое.
Они остановились у открытой кондитерской, и Буш зашел в нее позвонить. Карелла остался стоять на улице, повернувшись спиной к витрине.
Город притих. Жилые дома тянули чумазые, прокопченные сажей пальцы к мягкому покрывалу ночных небес. Время от времени в каком-нибудь туалете мелькало светом окно — словно внезапно приоткрывшийся глаз на незрячем лике спящего. Две молоденькие ирландки процокали высокими каблуками мимо кондитерской. Карелла бросил мимолетный взгляд на их стройные ножки и легкие летние платьица. Одна из девушек бесстыдно подмигнула ему, и обе подружки зашлись вызывающим смешком. А Кареллу почему-то посетило сначала смутное воспоминание, связанное с ирландской девчушкой и поднятыми юбками, и воспоминание нахлынуло и стало настолько отчетливым, что он понял, что оно таилось до поры до времени в глубинах его памяти, похоже, он где-то об этом читал. „Улисс“
[9] , что ли? Да, эту книжку читать было непросто — сплошь прелестные девчушки и все такое прочее. Интересно, что читает Буш? Хотя Бушу не до чтения. Слишком уж озабочен своей женой. И чего он так переживает?Карелла через плечо посмотрел в витрину кондитерской. Буш все еще торчал в телефонной будке, губы его шевелились с невероятной быстротой. Приказчик, навалившись на прилавок и рассеянно жуя зубочистку, склонился над бланком, обдумывая свои ставки на скачках. Патлатый подросток, пристроившись в самом конце прилавка, с упоением прихлебывал гоголь-моголь. Карелла глубоко вздохнул зловонный воздух. Дверь телефонной будки распахнулась, и появился Буш, суетливо отиравший взопревший лоб. Он кивнул на прощание приказчику и вышел на улицу к Карелле.
— Адская духотища в этой будке, — пожаловался Буш.
— Все в порядке? — поинтересовался Карелла.
— Конечно. — Буш окинул его подозрительным взглядом. — А в чем дело?
— Да я просто так спросил. С чего начнем, как думаешь?
— Ох и придется нам повозиться, чует мое сердце. Да ведь это мог быть любой затаивший злобу придурок!
— Или кто-то, застигнутый в процессе совершения преступления.
— Нам бы спихнуть это дело в отдел по расследованию убийств. У нас и своих по горло.
— Да мы еще и не начинали, — напомнил Карелла, — а ты уже жалуешься, что дел по горло. Что с тобой, Хэнк?
— Ничего со мной, — огрызнулся Буш. — Только, представь себе, я не думаю, что полисмены такие уж умники, вот и все.
— Интересная мысль особенно для полисмена.
— А все же это так и есть. Слушай, вся эта болтовня о проницательных детективах — чепуха сплошная, и ты это знаешь не хуже меня. Все, что нужно детективу, — это пара крепких ног и упрямство. Ноги носят тебя по разным притонам, а упрямство не дает бросить это занятие. Надо только механически идти по каждому отдельному следу, и, если повезет, какой-нибудь выведет, куда нужно. А не повезет — тупик. Точка.
— А мозги, значит, здесь ни причем? Ума, по-твоему, не требуется?
— Если только совсем чуть-чуть. Полисмену много ума не нужно.
— Ладно.
— Что ладно?
— Ладно, не хочу спорить. Если Риардона убили, когда он пытался задержать кого-то в процессе совершения преступления…
— Ага, еще вот от этого меня прямо с души воротит…
— Послушать тебя, так ты полицейских прямо-таки ненавидишь, — заметил Карелла.
— А их в этом чертовом городе все ненавидят! Воображаешь, что кто-нибудь уважает полисмена? Символ закона и порядка. Чушь собачья! Старику нужно бы вылезти из своего кабинета и посмотреть, что здесь кругом творится. Любой оштрафованный за нарушение правил стоянки автоматически начинает ненавидеть всю полицию. Хак вот оно и бывает в настоящей жизни.
— Но так не должно быть, — уже с некоторым раздражением возразил Карелла.
Буш пожал плечами:
— А еще меня с души воротит от этой полицейской манеры разговаривать.
— Чего-чего? — удивился Карелла.
— „В процессе совершения преступления!" — передразнил Буш. — Вот ведь как полисмен излагает, а? Когда-нибудь слышал, чтобы полицейский сказал „Мы его поймали"? О, нет. Он обязательно скажет „Мы его обезвредили".
— Ни разу в жизни не слышал, чтобы полисмен сказал „Мы его обезвредили", — заявил Карелла.
— Ну, я имею в виду для официальных публикаций в газетах.
— Это совсем другое дело. Для газет все стараются говорить поцветистее.
— А полисмены стараются больше всех, — упорствовал Буш.
— И почему бы тебе не сдать полицейский жетон? Станешь таксистом или еще кем-нибудь, а?
— Да я и сам подумываю, — сказал Буш и вдруг расплылся в улыбке.
Всю эту запальчивую тираду он произносил своим обычным приглушенным голосом, и теперь, когда улыбался, было трудно представить, что секунду назад он был так разозлен.
— Знаешь, я подумал о барах, — переключился Карелла. — То есть, хочу сказать, если это месть или что-то в таком же роде, то вполне может быть кто-нибудь из нашей округи. И мы сможем кое-что разведать по барам. Кто знает?
— Согласен. Тем более что пивка я бы сейчас выпил. Как пришел на работу, все время пива хочется до смерти.