Охота на сыщиков

Мне и в голову не приходит предположить, что литературнохудожественное предупреждение Макбэйна может охладить яростный пыл, с которым у нас рвутся к безбрежному возрождению частной собственности. Но я хочу надеяться хотя бы на некоторое отрезвление, которое помогло бы нам задуматься о фугасно-осколочных последствиях столкновения нашего изрядно оскудевшего духовностью и не столь уж изобильного нравственностью общества с рынком, который ежеминутно испытывает человеческую душу на прочность. Хотя бы одним только всепоглощающим духом стяжательства и конкуренции, когда каждый сам за себя и против всех остальных. Ведь у нас даже сейчас, еще в одних только разговорах о переходе к рынку уже убивают себе подобных — и не за место под солнцем, а за место в очереди к мясному прилавку.

Я вовсе не против частной собственности, я за то, чтобы мы втягивались в рыночные отношения одновременно и непременно с сотворением внутри себя мощных самоограничителей — высоких нравственных и моральных норм, строгих понятий о чести и достоинстве и поголовного четкого правового сознания.

Такой урок извлекаешь из криминальных историй Макбэйна. Побуждая читателя глубже вглядеться в вымышленные характеры, автор показывает людей, их отношения и окружение в самых различных ситуациях и самых различных планах. Проза Макбэйна лаконична и отточена, порой жестка, а местами даже, может быть, мрачновата. Вместе с тем ее отличают на редкость тонкий юмор, сжатые, однако чрезвычайно выразительные и запоминающиеся литературные портреты персонажей и психологические мотивировки их решений и поступков. Иными словами, он-легко преодолевает стену между художественной литературой в полном смысле слова и детективом, которая нередко воздвигается невзыскательными авторами „легкого" чтива, строчимого на потребу непритязательной публике. Детектив у Макбэйна, для которого преступление и следствие являются не самоцелью, а поводом, становится исследованием человеческой души, психологических, бытовых и социальных условий ее существования. Стремясь максимально приблизить свои книги к реальной жизни, автор часто прибегает к своеобразному приему, публикуя на их страницах подлинные образцы казенных бумаг, встречающихся в повседневной практике полисменов. Жаль, конечно, что в русских переводах повторить этот остроумный ход писателя почти невозможно — ведь это будет совсем не тот документ.

Читатель, наверное, заметит, что Макбэйн намеренно приземляет — нисколько при этом не принижая и не унижая — своих героев и сам процесс полицейского сыска. Сознательно лишая полисменов и противостоящее им уголовное подполье этакого псевдоромантического налета, дымки или, если угодно, ореола. Макбэйн делает для людей очень доброе дело. Потому что каждый из нас живет в иллюзорной уверенности, что жертвой преступника может стать кдо угодно, только не он сам. И только тогда, когда каждый из граждан проникнется осознанием, что опасность нависла лично над ним и отпор уголовщине есть его личное дело, только тогда блюстители порядка, называйте их „быками" или „ментами", одолеют „блатарей". Преуспеть они смогут лишь в атмосфере всеобщей и полной нетерпимости к любым правонарушениям, всеобщего, полного и неукоснительного уважения к духу и букве закона. -

Поэтому Макбэйн столь строг и требователен к своим героям. Для него полисмены от остальных граждан принципиально отличаются лишь одним — на них лежит дополнительное бремя служить символом законности и порядка, и автор хочет, чтобы они и в книгах, и в жизни отвечали этому высокому назначению.

Черпая свои сюжеты из действительности, которая бывает страшнее любого вымысла, писатель не старается пощекотать нервы обывателю, жаждущему острых ощущений. Такова жизнь, и Макбэйн честно рассказывает правду о том, что видит вокруг себя, реализуя долг художника и гражданина в стремлении помочь своим недюжинным талантом сделать эту жизнь лучше и чище.

Полагаю, что людям нашей страны, поставившим сейчас перед собой эту же многотрудную задачу, читать Макбэйна будет полезно. И, конечно, интересно — это же все-таки детектив в лучшем его виде.

Александр Обухов