Охота на тигра

Выбитая, вытоптанная ногами, мертвая лагерная земля. Пленные небольшими группами и в одиночку сидели, лежали на ней. Одни спали, другие чинили одежду и обувь, тихо переговаривались с соседями. Некоторые лежали на спине, подложив под голову сомкнутые руки, и бессмысленно глядели на чистое голубое небо. Юрий Ключевский перебрался между тех, кто занял место невдалеке от барака, выбрал свободную плешину и, предвкушая блаженство, начал медленно опускаться на колени, чтобы затем улечься поудобней. Можно было не спешить, в распоряжении каждого пленного имелось четыре часа свободного, так называемого «личного» времени.

Воскресенье. Спасательный островок отдыха в конце недели. Тут даже гитлеровцы не стали ничего менять: воскресенье есть воскресенье, и создано оно для отдыха и молитвы. Как там сказано в святом писании: шесть дней подряд, не зная сна и отдыха, трудился господь, создавая небо, воду, земную твердь, фауну и флору, а на седьмой решил отдохнуть, присел на удобную горку, опустил ноги в теплое синее море и смахнул ребром ладони обильный пот с морщинистого чела. Умаялся старик... Откровенно говоря, эта начальная библейская легенда, поведанная Юрию бабкой, с детских лет нравилась ему: как-никак бог занимался доброй, созидательной работой, лепил горы, выравнивал степи и долины, прокладывал русла рек, сажал леса, придумывал разных диковинных зверюшек. В воображении Юрия бог был похож на тех мальчишек, которые, закатав штаны выше колен, бродят после теплого летнего дождя по мутным лужам и ручьям, лепят песчаные домики, сооружают запруды с мельницами, тычут в песок ветки и травинки, изображающие рощи, дубравы, лесные чащобы. Сам Юрий в детстве частенько играл в такого бога, сотворяющего и украшающего землю. Это была великолепная увлекательная игра, он попридумывал множество удивительных, невиданных животных и растений, например павлина, на перьях хвоста которого, даже легкое дуновение ветерка вызванивало, как на арфе, различные мелодии, или сосну с крупными апельсинами на ветвях. Были в этих играх реки, берущие начало из источников, бьющих из земли газированной водой, подкрашенной яблочным, лимонным или малиновым (по желанию) сиропом, города, над которыми дожди шли и солнце светило строго по расписанию, очень удобному для жителей города, гора со сползавшим в долину ледником сливочного мороженого, радуга, по какой можно было бегать босиком, как по мосту. Была еще таинственная пещера, где жил тысячелетний старик — вместо бороды у этого старца отрастала свертывающаяся в рулон полоса бумаги, на какой он записывал гусиным пером свои летописи. Было много других чудес в сказочном мире детства. Только для столбов с колючей проволокой не нашлось места на этой сотворенной, придуманной мальчиком земле.

Ну, а если бы ему вернули детство, построил бы он, играясь во всесильного бога, хотя бы один такой колючий лагерь, гиблое место, придуманное людьми для людей? Нет, пожалуй. Впрочем, крохотный лагерь, лагерь-символ, он, возможно, построил бы, и в нем томился бы один человек — навечно заключенный туда новый комендант, унтерштурмфюрер Витцель, как две капли воды похожий на русского пленного Юрия Ключевского. Шесть дней в неделю молодой эсэсовец ворочал бы тяжелые камни, его обмундирование изорвалось бы и висело клочьями на худом грязном теле, и только ремень с портупеей и фуражкой с высокой тульей вечно оставались бы новенькими. Чтобы все знали, кто это...

Не так уже много времени понадобилось Юрию, чтобы совершить путешествие в детство — те несколько секунд, пока его тело клонилось к слегка нагретой солнцем земле. Вон он улегся, положил голову на локоть, вытянул ноги. Не успел сомкнуть веки, как у лица закружил, запорхал кленовый листочек, тот самый, маленький, похожий по цвету на кровь. Сейчас этот беспокойный, тревожащий душу листок исчезнет, и появится грустное лицо девушки-кладовщицы, а затем лица Ивана Степановича, Полудневого, Петухова.

Последние дни так было всегда. Стоило только закрыть глаза...

Он все еще жил недавним прошлым, таким невероятным и прекрасным — ведь все от начала до конца было разыграно по его сценарию. История с «тигром» как бы опустошила Юрия, и у него не было сил думать о будущем. А Петр Году и не сомневался, что башка Чарли сварит какой-нибудь новый, исключительно удачный вариант побега. Петр все эти дни уважительно-вопрошающе поглядывал на него и, не заметив какого-либо обнадеживающего знака, понимающе кивал головой, вздыхал, ничего, мол, торопить не будем, подождем день-два, дело ведь не из легких.

Сейчас Петр придет сюда, ляжет рядом. Что ему сказать? Вариант с переодеванием... Самым честным будет предупредить Петра, что план есть, но он нереален и может привести только к массовой кровавой расправе.

Шаги. Тень упала на спину. Петр. Присел возле него. Молчит. Но разговора на главную тему не избежать.

— Заснул?

Юрий дернул головой.

— Лежи, лежи, будто спишь. Я посижу в головах. Так удобней. Выкладывай тихонечко, что придумал.

— Нечего выкладывать.