Охота на тигра. Танки на мосту!

Тотчас же сопровождавшие бомбардировщиков «мессершмитты» напали на наших истребителей, точно хотели заклевать их на лету. Один наш самолет, оставив маленький беленький зонтик, камнем пошел к земле, другой вывернулся замысловатым росчерком, ушел в поднебесье. «Мессершмитты» шныряли вокруг медленно опускавшегося на парашюте летчика, полосовали его нитями трассирующих пуль. Я наблюдал эту картину, стараясь придать лицу выражение плохо скрываемого злорадства, знал, что «капитан» боковым зрением следит за мной. Кажется, получалось. Я не без удовольствия думал о том, какой ералаш возникает в голове «сверхчеловека». Это увеличивало мои шансы на победу, хоть и ненамного. Малейшее сомнение, сама мысль о возможной ошибке, какую он допустил, сочтя меня за советского агента, неизбежно, как бы тому ни противился «капитан Павлов», притупляла его бдительность.

Я все еще не терял надежды, что возникнет какая-нибудь удачная для меня ситуация — машины задержат на КПП или их остановит какой-либо решительный командир. Тогда я крикнул бы: «Немцы! Это переодетые немцы, проверьте документы!» Пусть «капитан Павлов» стреляет в меня, но я буду кричать до последнего, привлеку внимание, и «сверхчеловек» будет вынужден еще до прибытия к мосту ввязаться в бой. Но такого удачного случая не выпадало. Нам навстречу проносились машины, шли, рассыпавшись по обочине, бойцы, однажды промелькнула эмка — я даже не разглядел, кто в ней. Пограничников не задерживали, они не вызывали подозрения, у них свои дела: держать границу позади линии фронта; ловить гитлеровских шпионов, диверсантов. «Капитан Павлов» знал, в какую форму одеть себя и свою группу.

И вот впереди нас мост...

Я его видел позавчера, когда меня везли на такой же полуторке в Беловодскую. Конечно, я особенно не приглядывался к нему, но в памяти осталось впечатление, что он не очень-то велик. Однако с тех пор, как Макс рассказал мне о плане гитлеровского командования, я столько думал об этом мосте, так к нему стремился, что, став мостом моих надежд, страхов, отчаяния, став моей судьбой и судьбой многих дорогих мне людей, он постепенно вырос в моем воображении до гигантских размеров. А он был деревянным, с невысокими перилами, длиной метров в шестьдесят — семьдесят, не больше...

Наша машина выехала на мост, и толстые доски настила загудели под колесами. Машина шла медленно, я сидел спиной к кабине и не оглядывался, но догадался, что впереди, задерживая нас, движутся повозки. Повозки были и позади нас — те же узлы и чемоданы, заплаканные дети с испуганными глазами и женщины, шагающие рядом.

«Капитан Павлов» вертел головой, зорко поглядывая вокруг. Поглядывал он и на меня, однако я с деланным равнодушием смотрел назад, стараясь не проявлять ни своего интереса к мосту, ни своей тревоги, как будто был уверен, что «сверхчеловек» сделает всё, как надо, и мне беспокоиться на этот счет нечего. Володька сидел рядом, уронив тяжелую голову на мое плечо, храпел богатырским храпом. Зульфия задумчиво и грустно смотрела на воду. Майор открыл глаза и, точно проверяя свою память, произнес: «Река Равнинная... Да, это Равнинная». Три человека на машине, три моих друга, но ни один из них не сможет помочь мне. Это было, пожалуй, самым ужасным.

«Пограничники» оживились, завозились с оружием, сидевший напротив меня громила нервно облизал губы, взглянул на меня испытующе. Я ответил едва заметным одобрительным кивком: «Приехали, приятель...»

Как только мы выехали на бугор, «капитан» приказал свернуть влево и, удалившись метров на сто от шоссе, машины остановились рядышком. «Пограничники» быстро соскочили на землю и разбились на две группы. Я увидел, что каждый третий из них держит в руках ручной пулемет Дегтярева с примкнутым диском. Запасных дисков было много, по два-три у каждого в вещевом мешке. Судя по всему, они приготовились к длительному, упорному сражению. Неужели «капитан» решил внезапно напасть на саперов и с боем захватить мост? Нет, на это он не пойдет, пожалуй. Он придумал что-то похитрее...

«Капитан Павлов» не терял времени даром. Он приказал Зульфии собрать имеющихся вблизи раненых и пообещал, что, как только у нее будет все готово, отправить обе машины с ранеными в тыл. Девушка побежала к повозкам на шоссе, голенища сапог нелепо болтались на ее тонких ногах. Я проводил Зульфию глазами, мысленно прощаясь с нею, с ее лицом, с ее удивительными глазами. Я был уверен, что никогда больше не увижу ее.