Охота на тигра

И вдруг Любу охватило предчувствие надвигающейся опасности, непоправимой беды, предчувствие, которое она все время пыталась в себе подавить. Да, с тех пор, как гауптман объяснил ей обязанности кладовщицы, она старалась обмануть себя, прикинуться эдакой несмышлёной девчонкой, не понимающей, что происходит рядом. Ведь здесь, на площадке, будут ремонтировать, восстанавливать танки. Руками советских военнопленных. И этот симпатичный, умный юноша будет из кожи лезть, чтобы угодить мастеру — «слово немецкого мастера есть закон!». Отремонтированные танки снова станут смертоносным оружием. Следовательно, и она, кладовщица, будет причастна к делу, которое сродни измене, предательству. Конечно, у нее особенные обстоятельства, безвыходное положение... Но ведь всегда можно найти уважительные причины, чтобы оправдать собственную трусость. А этот пленный? Он молод, хочет жить, цепляется за жизнь. Наверное, их, работающих на ремонте, будут подкармливать. Он видит в этом спасение. Спасение в предательстве... Слишком суровое, слишком жестокое определение? Нет, именно так это и называется — предательство товарищей по оружию. Он умен, образован, но, видимо, слаб духом, не выдержал испытания голодом. А она смогла бы выдержать? Ужасно...

— Возможно, вы фольксдойче? Нет, не похоже... Впрочем, и среди немцев есть хорошие, добрые люди. Должны быть...

«Какое тебе дело, кто я? Помогла немножко, и все. На большее не рассчитывай. А добрые немцы... Разве есть такие? Фрау Боннеберг тоже зверем не назовешь...»

— Возможно... Мне кажется, у вас какая-то беда. Я не ошибся? Сочувствую.

«Угадал. Видимо, уловил что-то в глазах. Наблюдателен. Неужели станет расспрашивать, попытается залезть в душу?»

— Я понял, вам нельзя со мной разговаривать. Запрещено. Благодарю.

Юноша умолк и до конца своей работы уже не проронил ни слова.

Утром, когда пленные получали из кладовой инструменты, знакомый Любы подал ей свой малый жетон с грубо вычеканенным № 13, попросил ведерко с краской, кисть. Он ушел, а Люба, вешая жетон на доску, увидела на верстаке горевший, как пламя, букетик тронутых увяданием кленовых листьев — четыре маленьких резных листочка с коричневыми, блестящими, словно лакированными черенками, перехваченными грязной, очевидно выдернутой из старой ткани, ниткой. Два были ярко-желтые, третий такой же по тону, но забрызганный пурпурными веснушками, и, наконец, совсем крохотный вишнево-красный, напоминающий по цвету не пламя, а кровь.

Конечно, этот так просто и хорошо подобранный букетик незаметно бросил ей на верстак чудаковатый пленный. Как привет, как свою благодарность, как намек на то, что даже в самые тяжелые моменты жизни красота природы может доставить человеку крупицы радости и счастья. Люба торопливо спрятала букетик на полку и заглянула в список пленных, занятых на ремонте. Там под несчастливым тринадцатым номером числился Ключевский Юрий Н.

Контакты караются смертью

В тот же день ремонтную базу посетил оберштурмфюрер Брюгель.

Верк охотно показывал эсэсовцу свое хозяйство. Гауптман не был лишен честолюбия, и ему не терпелось рассказать о своих первых успехах. Он создавал базу на голом месте, в труднейших условиях, но тем не менее одновременно с установкой оборудования уже начались ремонтные работы на двух танках — на одном сняли заклинившуюся башню, у другого меняют вышедшие из строя катки. Да, Верк при случае не прочь был хвастануть. Особенно он рассчитывал на тот эффект, какой, по его мнению, должны были вызвать у Брюгеля «наглядные пособия».

Однако комендант лагеря заглянул на базу не для того, чтобы своими похвалами доставить удовольствие «инженеришке». К надписям на стенах он отнесся иронически, и появившаяся на его лице глумливая улыбка должна была свидетельствовать, что он не одобряет столь наивных затей. Но надписи были не существенной мелочью. Придраться, показать свою власть следовало по более солидному поводу. И такой повод нашелся, им оказалась колючая проволока, протянутая в три ряда поверх стен.

— Немедленно все переделать, — тоном приказа заявил Брюгель. — Всю территорию обнести с внутренней стороны у стен столбами с колючей проволокой густого и сложного переплетения. В двух метрах от столбов нанести по земле широкую белую черту. Объявить, что по пленному ремонтному рабочему, если он окажется за этой чертой, часовые будут открывать огонь без предупреждения. Вышку для часовых поставить на крыше конторы.

Верк не стал спорить, хотя все эти предосторожности казались ему чрезмерными, а следовательно, и не нужными. Ведь, кроме часовых, имелись еще и мастера, которые должны были следить за прикрепленными к ним рабочими. Но все, что касалось конвоирования и наблюдения за пленными, полностью было в компетенции коменданта лагеря, и Верку оставалось лишь молча, терпеливо кивать головой.

Однако такая послушность «инженеришки» только подзадоривала Брюгеля. Он вошел во вкус и продолжал перечислять свои требования.