Охота на Улисса

– Мы бежали, – пояснил Левицкий Волкову, со стуком поставив стакан на стол. – В тот же вечер, когда Барби рассказала мне всё, бросили мою квартиру на бульваре Османа, оплаченную на полгода вперёд, вместе со всем, что в ней было, перебрались в гостиницу, а утром следующего дня я взял билеты на самолёт. Барбара пыталась отговорить меня, но я не мог смотреть, как она вздрагивает от каждого стука двери. Тогда это было нетрудно – взять билеты на самолёт в Торонто. Все бежали оттуда, одни мы… Но я твёрдо решил увезти жену…

– Мы поженились в тот же день, – вставила Барбара.

– Надо же было тебе сменить фамилию, – бросил Левицкий жене коротко, затем снова обратился к Волкову: – И Варвара Лисовская стала Барбарой Левицкой. Да, так о чём я? Нужно было увезти её подальше, и мы отправились к фрилэндерам. Я решил, что господам из Княжеств не придёт в голову искать Барби в кровавом хаосе Северной Америки, и оказался прав. Представьте только: в Торонто на улицах стреляют, а мы с женой блаженствуем, как на курорте – спаслись!

– Мне было так хорошо тогда… – мечтательно шепнула пани Левицкая.

– Однако нужно было думать о будущем, я стал очень осторожно наводить справки и разыскал знакомого. Он был поляк, как и я; мы встречались раньше, работали вместе в «Экёль Нормаль»[4]. Он-то и уговорил меня подписать контракт с «Грави».

– Почему вы говорите: «он был поляк»? – спросил вдруг Волков, сделав ударение на слове «был».

– У мёртвых нет национальности. Его убили год спустя. Из менеджеров по персоналу «Грави» после появления барьера выжить удалось единицам, спросите Клиффорда, каково им тогда пришлось.

– Льюис был менеджером по персоналу? – насторожился Волков.

– Да. А после того как появился барьер, просидел ещё три года резидентом в Сан-Франциско.

– А вы?

– Что я… Я… На науке был поставлен жирный крест в тот самый момент, когда мы бежали из Парижа, но я не жалею. Всё равно всё рухнуло и в Париже, только на пару лет позже. Быть инженером всё-таки лучше, чем фермером, во всяком случае, для меня. У человека с моими задатками не было возможности стать успешным фермером, наверняка пришлось бы сделаться сельским учителем или врачом. Ах, Барби… Можешь ли ты представить себя женой сельского врача? Себя, королеву подмостков, Русскую Барби, Варвару Лисовскую?

– Бедный Стасик… – вздохнула бывшая танцовщица. – Хлебнул ты со мной горя. Как ни странно, я вполне могу представить себя женой сельского врача, хоть я и не Варвара Лисовская. Не смотри на меня так, иначе опять расплачусь. Со мной всё в порядке, я не сошла с ума от страха, просто больше не могу лгать. Настоящее моё имя… Впрочем, вам оно всё равно ни о чём не скажет, а мне тяжело его произнести. Достаточно сказать, что тридцать три года назад, когда кто-нибудь упоминал его, он обязан был произнести перед ним титул – княжна. Ты забавно выглядишь с круглыми глазами, Стасик. Взяв замуж беглую танцовщицу с подмоченной репутацией, ты попал гораздо выше, чем метил. Если бы у нас с тобою был сын, после смерти моих родителей – а они наверняка погибли в пятьдесят третьем году, – он именовался бы князем Юго-Западного Княжества. Хоть кое-кто на моей родине и не в восторге от морганатических браков, на престолонаследии это не отражается. И ещё прошу учесть, я – единственная и любимая дочь.

– Но, Барбара…

– Не веришь? – перебила заметно выбитого из колеи мужа твёрдо взявшая бразды в руки жена. – Как странно! Когда лжёшь, тебе охотно верят, но стоит только сказать правду… Варвара Лисовская действительно была танцовщицей заезжей балетной трупы. А я с детства увлекалась балетом для собственного удовольствия, хоть никогда и не выступала на сцене – негоже княжеской дочери, теряя достоинство, дрыгать ногами перед собственными подданными. Поэтому ко двору часто приглашали танцоров.