Охота на уток

Я включил налобный фонарик, и поплыл собирать свою добычу. Мне повезло, ни одна утка не упала в камыши и не потерялась. Я несколько раз после каждого удачного выстрела направлял взгляд по траектории падения утки и запоминал, куда она упала. Ребята подождали меня на месте, где я, как им казалось, совершил 'coming out', мы обсудили эту историю в деталях, и угорая от хохота, поплыли в направлении берега.

Когда мы добрались на место стоянки, вокруг деревянного стола уже сидели наши веселые товарищи, пили, травили байки, подтрунивали над дядей Митей, который уже, по всей видимости, ни разу не пронес мимо рта и сидел в алкоголическом оцепенении без движений и звуков в своей грязной и мокрой одежде. Мы присоединились, достали свои нехитрые припасы и водку. Всю ночь мы сидели, разговаривали 'за жизнь', о политике, об охоте, о женщинах, о том, как было в СССР, о Путине, о коррупции, о машинах, о детях, о болезнях, о работе и о прочих важных вещах, составляющих по частям наши целые жизни. Никто не сдерживался в выражениях, никто не старался быть хоть немного корректным или тактичным, говорили, как есть, говорили, что думали. И за все время этих ночных обсуждений никто не ушел обиженным, никто не положил камень за пазуху. Я задавался вопросом, почему нам всем так легко было общаться? Мы разного возраста, разного достатка, разной судьбы и с разным опытом, и мы не были достаточно близки. Что позволяло нам говорить искренне, не бояться осуждения, не бояться обидеть кого-то? Может быть водка? Да, она скорее всего сглаживала остроту восприятия. Но никто из нас не был действительно пьяным, за исключением дяди Мити. Я думаю, мы все просто были хорошими средними людьми, что называется 'нормальными мужиками'. То есть такими крепкими середняками, которые не имели ярко выраженных достоинств или недостатков, комплексов и незакрытых 'гештальтов'. Не было у нас уникального жизненного опыта или детальных знаний в какой-то области. Не было серьезных внутренних противоречий, создающих неодолимое желание делать что-то, как кажется, важное для общества или для себя, творить, строить, менять, как это происходит у более значительных личностей. Но у нас был оптимизм, было понимание, что в целом у нас все хорошо и будет все хорошо в будущем, было желание жить и получать удовольствие от жизни. И удовольствие это сводилось к общечеловеческим радостям: быть здоровыми, вкусно есть, любить женщин, зарабатывать достаточно, пить водку с друзьями, ездить на охоту, отдыхать с семьей в Турции, проматывать ленту в Инстаграмме, купить новую машину и т.п. Поэтому, обсуждая какую-то тему, мы легко разбирали ее по косточкам в расхожих выражениях, приводили известные всем доводы, спорили с использованием общепринятых аргументов, выдавали простые решения и закрывали ее безвозвратно. Потому что нет такой темы, которая может обидеть, заинтересовать или заставить на долго задуматься крепкого середняка. На то он и крепкий, и середняк, чтобы даже о боге говорить недолго.

Солнце уже полностью вышло из-за горизонта, наступал новый день. Мы были порядком измотаны философскими диспутами. Все крепкие напитки были выпиты, пора в обратный путь. Мы еле затолкали нашу железную лодку в кузов, закинули туда же ружья и рюкзаки, попрощались с нашими новыми друзьями охотниками. Сергей завел старую больную ящерицу и с хрустом и звуками чего-то опять рвущегося выехал из высокой травы.

– Не настало еще время посмотреть, что там трещало и ломалось в траве? – спросил Женя.

После обильных возлияний от машинного выхлопа меня резко замутило.

– Неее, мне надо в кузов прилечь. – сказал я и, встав на заднее колесо машины, перевалился через борт и грузно съехал в проем между лодкой и бортом.

– Лошадь берет поперек борозды. Всем до п…ды и мне до п…ды! – сказал Женя и залез в кабину.

Около часа неприятной тряски на весьма свежем ветру и окольными лесными тропами мы добрались до поселка. Сергей осторожно начал заезжать в открытые ворота своего дома. Отец Сергея уже не спал и, увидев нас из окна, вышел перед машиной и начал помогать, указывая рукой направление движения передних колес. Потом выражение лица его изменилось, выказывая неподдельное удивление. Он нагнулся, оперся руками в колени и начал вглядываться куда-то вниз под кабину. Он сделал жест открытой ладонью.

Сергей дернул ручник и через открытое окно спросил:

– Пап, чего там?

– Ну, иди посмотри, что вы прихватили.

Вчетвером мы стояли перед машиной, согнувшись. На переднем мосту было намотано огромное количество лески, в которую были вплетены пластиковые обломки трех спиннингов и катушка. Снасти для донной ловли с множеством крючков болтались хаотично с зацепившимися комьями листьев и травы. На левом приводном валу переднего колеса висели обрывки ткани с остатками алюминиевых втулок.

– Даже рыбацкий стульчик перемолол. – сказал Сергей.

– Ну вот, Женя, ты хотел узнать, что так хрустело и рвалось. Только чьи же это снасти?!

– А это того, помнишь, который все ходил и говорил: 'Ох, я тут рыбу прикармливаю со вчерашнего дня! Рыбалка будет, во!'