Охота на ведьм

Она исполняет волю господню! Она исцелит и благословит болящего. Должно быть, вот и начинает сбываться предназначение, которым ее наделили небеса. И никакое ворчание сестры Лионеллы, сколь бы злобным оно ни было, не умалит радость наступившего дня!

— Осторожнее! Неровен час, завалишься на обочину!

Девушка в синем плаще послушницы повернула голову, посмотрела на монахиню своими ясными, но ничего не видящими глазами и лишь растерянно улыбнулась предупреждению.

Душно. Пыльно. Хорошо еще, солнце не слишком быстро поднимается над головой, иначе шагать по тракту меж полями было бы и вовсе невыносимо. Эх, следовало бы выйти из аббатства еще до рассвета, затемно! Все равно бы ни одной живой души не встретили бы. А что до мертвых…

Сестра Лионелла осенила себя крестом, впрочем, не проникаясь искренним ужасом при воспоминании о бродящей где-то неподалеку нежити, а скорее отдавая дань традиции. Ну, бродит, и что с того? Мертвяк ведь всего один, стало быть, и нападать будет только на того, кто не озаботился попутчиками, а к двоим подойти побоится, пусть даже эти двое — старуха и молодуха, одинаково беспомощные перед лицом любой угрозы.

Да и нечего пугаться мертвых, когда от живых не знаешь чего ждать. Вон, аббатиса вчера сама на себя была не похожа. Какой бес ее дернул откликнуться на прошение того селянина? Ведь должна была отказать, видит Всевышний, должна была! Так нет, поступила наоборот, да еще грозно так приказала… Не видела еще сестра Лионелла такого лица у хозяйки тарнской обители. За все годы верной службы ни разу не видела.

И сопровождения никакого нет. Пусть деревня и недалеко, но ведь не полагается монахиням одним по дорогам ходить. Можно было бы снарядить кого-нибудь в помощь. Селян тех же. Или давешнего сквайра попросить, уж он-то и его люди защитить смогут от любой напасти, что способна приключиться в путешествии. Но нет, словно торопилась аббатиса или не желала никого тревожить попусту.

От дороги в поле сворачивала тропинка, и сестра Лионелла, взяв под руку свою спутницу, двинулась туда, в шелково-острое море травы. Зачем глотать пыль, если можно вдохнуть ароматы раскрывающихся навстречу солнцу цветочных бутонов? Да и к пчелиному жужжанию прислушиваться приятнее, нежели к собственным шаркающим шагам.

Когда-то на этом поле росла рожь, вон кое-где усатые колоски до сих пор виднеются, но подходящего количества рабочих рук, чтобы возделывать эту пашню, давно уже нет в округе. Кое-где по краям селяне еще стараются удерживать землю от запустения, а здесь в синеве васильковых прогалин словно отражается небо. Хотя лучше уж так, а вот в лесу, судя по обрывкам разговоров, все мертвее и мертвее становится, знать бы, почему.

Да, бывает так, что деревья сохнут и земли заболачиваются, но если эта беда и правда наступает на окрестности Амменира, значит, недолго еще здесь жить людям. Придется уходить искать новый дом. И аббатство новое придется искать. Впрочем, сестра Лионелла была уверена, что на ее уже недолгий век хватит и тарнской обители.

На окраине Оглобинки давешний селянин уже ждал монахинь, чуть ли не приплясывая на месте от нетерпения, и в глазах мужичка плескалось самое настоящее счастье. Теперь уже и не важно, удастся излечить болящего ребенка или нет, но всем вокруг, с полагающимися случаю придыханием и благоговением, будет рассказано о великой щедрости матери-аббатисы откликнувшейся на смиренную просьбу распоследнего бедняка.

Сестра Лионелла криво улыбнулась, подумав о том, как легко некоторым возвышать свое имя за счет чужих сил. В аббатстве ведь есть много настоящих целительниц, зачем было отправлять сюда увечную девочку? Честнее было отказать. Ну что она сможет сделать-то?

* * *

Красоты поля, по которому петляла узкая тропинка, остались для Эвиэль недоступными, зато когда дорога вдруг оборвалась, наверное добравшись до дома просителя, девушку с головой накрыло облаком чужой боли. Прикосновение страданий в этот раз было бездумным и отчаянным, вовсе не таким, как у того мужчины с раненой ногой. Нет, сейчас кто-то мучился, толком не понимая, что происходит, и от этого сердце сжималось еще сильнее.

Девушка оттолкнулась ладонями от кого-то, стоящего прямо на пути к источнику боли, пошатнулась, но рука, взлетевшая в воздух, чтобы помочь своей хозяйке удержать равновесие, нашла опору. Дверь? Да, дверь. Распахнутая.

Эвиэль метнулась в темный проем. Кому-то другому сумрак, разлитый в низких комнатках сельского дома, помешал бы добраться до цели, но только не той, что большую часть своей жизни и на ярком солнце видела лишь туманные сгустки вместо человеческих лиц. Боль была где-то там, в глубине, спрятанная в крохотном тельце, горячем и мокром от неустанно проливающегося пота.

Рядом охнул или вздохнул женский голос, чья-то рука попыталась дотронуться до синего плаща, но Эвиэль решительно скинула его со своих плеч, склоняясь над люлькой, в которой дрожала боль.

— Все будет хорошо, — еле слышно шепнула девушка, открывая душу словам молитвы, и туман, так и не ушедший прочь от глаз, засиял ярче солнца.