К счастью для взрослых, ни бормотанье Тальгато, ни обморок Люции не разбудили спящего крепким сном Эйлана. Измученный долгим странствием мальчик был избавлен от лицезрения ужасающих скрюченных тел.
Люция зябко вздрогнула от жутковатых воспоминаний, потёрла руками плечи, а потом громко зашептала на ухо Торою:
— Послушай, неужели Тальгато единственный, кто выжил? И неужели он
Волшебник, не отвлекаясь от сосредоточенного смешивания в старой пиале каких-то загадочных порошков (хорошо хоть в покоях магов чародейного добра навалом) вполголоса сказал:
— Мне и самому трудно поверить, что мальчишка почти трое суток провёл с мертвецами.
Он поморщился. Ведьма подивилась эдакой чувствительности, как-никак, Торой всё же не брезговал чернокнижием, а где чернокнижие, там и до некромантии недалеко. А уж, прямо скажем, с чего бы некроманту бояться покойников?
— Как ты думаешь, что здесь произошло? — снова зашептала ведьма. — Ну, почему они все умерли и стали похожи на сушеные грибы?
Горькая усмешка тронула губы волшебника, подивившегося сравнению скукорженных человеческих тел с сушеными грибами.
— Я не знаю, — честно признался маг, высыпая загадочные порошки в пиалу с бульоном. — Надеюсь, Тальгато поможет кое-что прояснить.
По склонённой набок голове ведьмы волшебник понял — Люция не сообразила,
— Послушай, мальчик, ты очень устал, убираясь здесь, ведь так? — голос чародея наполнился шелестом ветра — мягким, убаюкивающим…
Странное дело, Люция неожиданно почувствовала, как её измученное конной ездой тело начинает отзываться на этот вкрадчивый голос покорной слабостью и обволакивающим рассудок безразличием. Волшебство! Девушка встряхнулась и быстро-быстро принялась доставать из мешка остатки провизии — нужно срочно себя чем-то занять, иначе Тороевы чары коснутся не только подмастерья. Однако против воли ведьма всё ещё продолжала прислушиваться к голосу-шелесту.
На вкрадчивый вопрос мага юный рисовальщик покорно и равнодушно ответил:
— Да, Тальгато очень устал. Все бросили Тальгато и оставили ему страшный беспорядок.
Торой нахмурился — юному подмастерью час от часу делалось хуже, словно сумасшествие всё теснее оплетало его рассудок липкой паутиной. Паренёк смотрел в одну точку и непрестанно покачивался. Вперёд, назад, вперёд, назад, вперёд, назад… Чародей предпринял попытку удержать мальчика за плечи и, надо сказать, попытка эта даже увенчалась относительным успехом — покачиваться, словно ковыль под ветром, Тальгато перестал — теперь туда-сюда болталась только его голова.
— Вот, выпей, и сразу станет легче. Ты уснёшь, а, когда проснёшься, всё будет как прежде, — мягко сказал маг, размыкая судорожно сцепленные мальчишечьи ладони — все в пятнах засохшей краски.
Паренёк поднял на чародея бессмысленные, полные детской надежды глаза и прошептал:
— Правда? — из левого глаза выкатилась тяжёлая одинокая слеза.
— Правда, — убеждённо соврал Торой. — Пей.
И Тальгато выпил зелье, которое предложил ему незнакомый волшебник. Зелье оказалось горьким и невкусным, это так обидело мальчика, что он заплакал навзрыд. Впрочем, слёзы быстро высохли, и на рисовальщика навалилась блаженная истома. Он закрыл глаза и обмяк, утонув в уютном кресле.
— Люция… — Торой отшвырнул пустую пиалу. — Мне нужна твоя помощь. Быстрее! Зелье действует недолго и скоро наш горемыка…
— Умрёт?! — всплеснула руками ведьма. — Ты убил мальчика?
Маг бросил на свою спутницу испепеляющий взгляд:
— Ты хоть иногда можешь подумать обо мне не как о кровожадном самодуре, а? — огрызнулся он и пояснил. — Я лишь собираюсь аккуратно проникнуть в сознание этого несчастного. Бедняга настрадался, поэтому придётся использовать самые щадящие методы. Держи его за голову.
Ведьма, которой держание жертвы за голову никак не казалось щадящим методом, всё же покорно стала за спинкой кресла и крепко стиснула виски безвольного Тальгато.
— Отлично. Так и стой. Это на тот случай, если он вдруг дёрнется во сне. — Торой ногой придвинул к креслу табурет, уселся аккурат напротив рисовальщика и добавил, — если дёрнется, не пугайся, он спит крепко и не видит снов, любые судороги — лишь отзыв тела на то или иное воспоминание.
Потом подумал и закончил:
— Ну, а если дёрнусь я… значит, плохи наши дела.
Ведьма испуганно открыла рот, чтобы отговорить волшебника от опрометчивого поступка, но тот лишь махнул рукой и раздражённо пробормотал себе под нос:
— Эх, давно я этого не делал…