Охота на ведьму

Что ж, раз открыто — грех не войти. И маг проскользнул внутрь, притворив за собой дверь. Темнота тускло мерцала зеркалами всех форм и размеров. Вторженец медленно обходил творения мирарского умельца — лишь бы не напороться в темноте на какое-нибудь трюмо или ширму. За крадущимся чародеем неотступно следовало отражение, то появляясь, то пропадая в сумеречных зеркалах. Со всем возможным хладнокровием игнорируя своего зеркального двойника, Торой миновал выставочный зал магазинчика и, наконец, увидел дверь во внутренние комнаты дома. Волшебник без колебаний толкнул створку и зажмурился — таким ослепительным после долгого блуждания впотьмах показался свет двух масляных ламп.

Покойчик, в котором очутился незваный гость, был гостиной. Однако сейчас комната имела совершенно бесприютный вид — тут и там в беспорядке разбросаны самые неожиданные вещи: бельё, одежда, разорванные книги, под ногами хрустели осколки разбитого зеркала, несколько стульев валялись сломанными, словно кто-то в ярости разбил их об пол. Даже обивку небольшой кушетки, и ту неизвестные злодеи вспороли безо всякой жалости — наружу сиротливо торчали пружины и клочья соломы. А в центре комнаты, безвольно раскинув руки, лежал мастер-зеркальщик. Пятно крови растеклось по половицам. Плохо дело — кровь совсем чёрная, стало быть, пырнули точнёхонько в печень.

Однако старик был ещё жив и, увидев стоящего на пороге незнакомца, умиротворённо улыбнулся. Кровь из раны уже сочилась медленно, словно нехотя, было ясно — жить несчастному осталось считанные минуты.

Торой склонился над страдальцем — тот беззвучно открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать. Наконец, собрав остатки сил, мирарец забормотал:

— Зеркало… забрали… У Клотильды… взял… в раму вставить… Красивую сделал… резную… А… эти… забрали…

Поняв, что старик бредит, волшебник осторожно похлопал его по щеке:

— Кто? Кто «эти»?

Во взгляде мастера, подёрнутом пеленой боли, появилось некое подобие осмысленности:

— Я — Баруз… Кто… ты? Как… вошёл?

Незваный гость терпеливо, с расстановкой, повторил свой вопрос, давая краткое пояснение произошедшим событиям:

— Баруз, на тебя напали какие-то люди и забрали зеркало. Кто они были?

Торой подумал, что ответа не последует — зеркальщик уже отходил, черты лица истончались и заострялись, однако старик мотнул головой:

— Не… люди…

— Не люди? Эльфы?

Совершенно огорошенный, маг застыл с вытянутым лицом. Бред! Эльфы и нож под рёбра? Фи… Бессмертные эстеты нашли бы куда более изящный и менее болезненный способ отобрать жизнь. Например, мгновенный яд. Или, в худшем случае, стрелу с красивым опереньем. Вообще, чушь какая-то получается — неужто целый город усыпили, чтобы зеркало украсть?

— Не может быть… — пробормотал Торой.

Несчастный зеркальщик, каким-то чудом ещё державшийся, пробормотал, едва слышно выплёвывая слова:

— Не эльфы… Кхалаи… И… ведьма. — На последнем слове силы покинули мастера, он запнулся, слабо и прерывисто дыша.

Смотреть на то, как старик умирает, было больно — сколько могучей воли жило в этом человеке, как стоически держался он у страшной черты между мирами! Молодой волшебник сжал холодеющую ладонь Баруза — всё-таки легче умирать, когда рядом есть хоть кто-то сопереживающий. Увы, ничем иным помочь зеркальщику было нельзя.

Старый мастер слабо ответил на пожатие, призывая собеседника наклониться ниже. Торой опустил голову едва ли не к самым губам — от сказанного Барузом могло зависеть очень многое.

— Ведьма… сказала… зеркало… волшебное. — Старик едва двигал коснеющим языком, силы покидали его. — Время уходит… Вот.

Остывающей рукой Баруз неуклюже пошарил у пояса, извлёк откуда-то карманные часы и с неожиданной силой притянул к себе Тороя:

— Следи… за временем.

Зеркальщик вложил в ладонь мага часы:

— Моя семья… в соседнем… переулке… Кхалаи… убьют…

Старик запнулся и, хотя глаза уже совершенно остекленели, губы настойчиво пытались выговорить последнюю просьбу. Наконец, хватка морщинистых рук, вцепившихся в волшебника, ослабла — несчастный Баруз обмяк, на восковом лице замерло выраженье мольбы и страданья.

Торой в мрачной задумчивости смотрел на старого мастера. Ну и ночь выдалась в Мираре! Полнейший сумбур — всеобщий сон, какое-то зеркало, Клотильда, кхалаи (откуда они только здесь взялись), ведьма…

ВЕДЬМА!

Баруз сказал, кхалаев привела ведьма!

Чародей застонал. Неужели? Девушка с наивными зелёно-голубыми глазами оказалась столь расчётливой интриганкой, столь беспринципной, что не погнушалась убийством старика, наняв себе в соратники человекообразных рептилий?