Охота на ведьму

Бабка вошла в комнату, прижимая к груди расписную фарфоровую пиалу. От происходящего у старушки захватывало дух — это ж надо, неземной огонь на всю деревню! «Жирейные» теперь от зависти удавятся! Ульна на всякий случай протёрла миску уголком безукоризненно чистого передника и с благоговением протянула волшебнику. Маг зачерпнул висящий в воздухе лепесток пламени и передал его в руки хранительнице.

— Сынок, а сколько он гореть-то будет?

Торой почесал лоб, размышляя, и, наконец, сказал:

— На твой век хватит, бабуль, так что ты уж подольше живи, чтобы всю деревню порадовать.

Мысленно волшебник завязал бесплотный узелок, соединив старую могучую яблоню, растущую во дворе, и свой дар невидимой нитью. Мощное дерево запросто поделится Силой с маленьким светляком, да и само не зачахнет. Метод, конечно, был запретный — из чернокнижия, волшебникам-то не разрешалось пользоваться иной Силой, кроме своей, и уж тем более тянуть Могущество из земли… Ну да ладно, пёс с ними, с запретами, пускай добрая старушка, а с ней и вся деревня, порадуются.

— Но учти, бабусь, из селенья дальше, чем на версту огонь уносить нельзя — погаснет, — предупредил Торой.

Это было правдой — порвётся тонкая нить Силы и развеется волшебство, но это тоже только на пользу — не украдут диковину завистливые люди.

— Что ты, что ты! — замахала Ульна руками. — Да чтоб мы его кому отдали!

Она едва не с трепетом приняла пиалу из рук чародея и собралась было уже идти, но на пороге обернулась и спросила нерешительно:

— Милок, а как его потише-то сделать, ну, когда спать ложимся?

Торой уже откинулся на кровать и даже задул бесполезную теперь в доме Ульны лучину, но всё же ответил сонным голосом:

— Ты ему скажи «тише» или «громче»…

Бабка поклонилась сначала засыпающему кудеснику, потом огоньку и прошептала: «Тише». Светляк послушно убавил яркость и слабо-слабо замерцал. Едва дверь за старушкой закрылась, до мага донеслось: «Громче!» и в щель из-под двери пролился луч ослепительного света.

«Ну, теперь до утра практиковаться будет», — успел подумать Торой, прежде чем провалиться в сладкий крепкий сон.

* * *

«Хлюп, хлюп», — чавкали лошадиные копыта.

«Шлёп, шлёп», — стучали нудные дождливые капли по капюшону кожаного плаща.

«Звяк, звяк», — уныло отзывались стремена.

Скукота. Только жирная грязь весело брызжет во все стороны. Подол нового ещё платья навсегда потерял опрятный вид — промок и покрылся плюхами мокрой земли вперемешку с глиной. Бе!

Да, похоже, дождь в Фариджо зарядил так же надолго, как в своё время зима в соседнем Флуаронис. Ну, никак не везло путешественникам на погоду. Хоть плачь!

Люция уныло покачивалась в седле и смотрела в пелену нудного серого дождя. Дорога вилась через лес. С отяжелелых еловых лап стекала вода, низкое небо грозило задеть верхушки деревьев (а может, и задело — зацепилось, да так и осталось тут, изливать горькие слёзы). Лошади нет-нет, оскальзывались в грязюке, и приходилось держать ухо востро, дабы не свалиться в мерзкую жижу, прямо под копыта собственному коню. Гадкая влажность забиралась под одежду. Холодно не было, но платье и кожаный плащ противно липли к телу. Ещё хотелось спать, а нудная рысца прямо-таки убаюкивала.

Несколько раз ведьма даже принималась клевать носом, но была пристыжена бодрым Тороем, который незамедлительно поставил ей в пример Эйлана. Мальчишка и не думал спать, он сидел на спине смирного гнедого коня аккурат перед магом и выспрашивал волшебника о всевозможных магических закавыках. Вопросы сыпались из паренька один за другим. То он хотел знать, почему они едут в Гелинвир на лошадях, а не переносятся по воздуху («Потому что Гелинвир — магическая крепость и волшебством к ней не подберёшься, погибнешь, очень сильна защита», — терпеливо объяснял Торой), то просил рассказать подробнее об Искусниках, то спрашивал, почему плакала старая Ульна.

Бабка и впрямь прослезилась, отправляя странников в дорогу — обняла, расцеловала, поклонилась и долго-долго смотрела вслед. Вообще, провожали волшебника и его спутников всей деревней, поскольку к моменту пробуждения чужестранцев маленькое поселение гудело, как улей. О чудесном огоньке знали уже все — от младенцев до дворовых псов. Несмотря на дождь и раннее утро, жители выстроились вдоль улицы и прощально махали вслед удаляющимся всадникам. Выглядело это очень впечатляюще. Люция даже позволила себе на миг представить, что она — знатная особа, которую вышли провожать в дальнюю дорогу верные простолюдины.

Странников снабдили всем необходимым — добротными плащами, лошадьми, провиантом. А Эйлану даже вручили берестяной короб сливочных тянучек (любимое лакомство Тороева детства).