Первое время Итель удивлялась этой его непритязательности, потом привыкла. Только с изумлением отметила про себя, что муж-волшебник крайне редко делает работу по дому при помощи магии. Он вообще редко прибегал к чарам, разве только в случае самой острой необходимости. А в любое другое время предпочитал всё постигать сам. На первых порах, конечно, сделанные им лавки рассыпались прямо под неосторожными седоками, а потом, ничего, выдерживали. С посудой, кстати, получилось точно также, как и с лавками — первый раз вымытая плошка мало чем отличалась от грязной, зато теперь, ну просто загляденье. Такая уж была у Рогона привычка — если за что-то брался, старался до тех пор, пока не делал всё безупречно. Да, он стал бы идеальным мужем, если бы не оказался волшебником.
Итель вздохнула и ответила:
— Потому что я не хочу, чтобы Эйлик и Аранхольд приезжали сюда. Я вообще не хочу видеть никого из Совета…
Он насмешливо вздёрнул бровь:
— И меня? — серо-зелёные глаза искрились.
Фиалка пожала плечами:
— Ну… ты же больше не ходишь в состав Совета.
Рогон засмеялся и спросил:
— Скажи, отчего иногда ты смотришь на меня с такой тоской, будто знаешь то, чего не знаю я? Вот, сегодня, например, за завтраком. — И тут же добавил, словно в оправдание, — я чуть не подавился. Не к добру это, когда колдунья так глядит.
Итель едва не расплакалась, ну как,
И колдунья горько вздохнула про себя: "Ах, мой любимый не-муж, ты слишком, непростительно честен сам с собой, и именно по этой причине я не могу поделиться своей Тайной. Точно также как твой лучший друг Алех никогда не признается в том, что влюблён в меня едва ли меньше, чем я в тебя. И ты никогда об этой его любви не узнаешь, потому что дружба для Алеха — нечто стократ более святое, чем любовь. И как жить в этом мире, когда один закон попирает другой: закон любви — закон крови, закон дружбы — закон любви?" Ведьма улыбнулась, привычно сделав вид, что совсем не терзается какими-то там противоречиями.
— Как же мне не смотреть с тоской, если ты вот-вот ввяжешься в очередную безрассудную авантюру, которая не принесёт ничего хорошего? Да, знаю я, знаю, ты очень хочешь, чтобы Совет осознал, наконец, необходимость изучения низшего волшебства. Я знаю, что ради воплощения этой своей идеи в жизнь ты готов жертвовать всем, даже собой, но…
Он замер, отложив в сторону очередную вымытую до блеска плошку.
— Продолжай.
А голос глухой и сиплый, словно Фиалка говорит что-то оскорбительное, что-то в корне неверное. Вот так всегда с этими мужчинами — любить люби, хоть до гроба, но знай, есть в их душе такие уголки, куда тебе вход заказан и не пробьёшься туда, как ни стремись.
— …но как же я? — тихо спросила она, собирая в передник вымытые тарелки и чашки.
Он побледнел. Всегда бледнел, когда упрямился и собирался поссориться — не любил разногласий и слишком явственно боролся с собой, чтобы пойти на открытую ссору, но и цель (точнее,
— Я всегда с тобой, ничего от тебя не таю, разве нельзя просто разделить со мною путь? — он выглядел обиженным и непонятым.
Фиалка едва не разрыдалась. "Да ведь я этим и занята! Делю
А любимый упрямец так и остался возле ручья, смотреть пустыми глазами на воду.
Это уже потом, позже, она узнала, что Аранхольд и Эйлик приезжали вовсе не за тем, чтобы навестить впавшего в немилость друга и даже не за тем, чтобы предложить ему какой-то новый план действий. О, если бы Итель могла знать
Аранхольд и Эйлик вышли из непролазной чащи к скромному домику спустя три дня после памятной ссоры у ручья. Молния-попутчица (видать, дело рук Алеха, вон как искрится всеми оттенками синего) радостно рассеялась сапфировыми искрами у самого порога.
Эйлик не смог скрыть удивления при виде того,
Ей стало смешно. Вот так идейные бойцы за равенство в волшебстве! Вот так сторонники изучения низшей магии! А сами на ведьму не могут посмотреть, чтобы всем лицом не перекоситься!