Охота на ведьму

Два раза доставала из кармана кости, и все неудачно. Первый раз двенадцатигранничек выпал из руки, покатился по асфальту. В другой — костяшечка в кармане осталась. Достались две.

— Татьяна Иванова? — Голос сзади и шаги в мягкой обуви.

Тяжко бремя славы!

— Здравствуйте!

Придется обернуться, ничего не поделаешь.

— Добрый день.

Глазам своим не верю, Горчаков!

— Старый знакомый! Опять по мою душу?

— Да бросьте вы! — на правах старого знакомого фамильярно восклицает следователь. — Та история кончилась, и дай бог забыть ее поскорей.

Я не стала спрашивать о причинах, а просто повернулась и пошла вдоль парапета, позволив ему идти рядом. Здесь одной сегодня грустно. Он сам продолжил:

— А я выговор схлопотал!

Что же, мне его поздравить, что ли?

— За неспособность четкого анализа оперативных данных.

— А по-русски?

— Да из-за вас же!

— Ну так анализировать надо данные-то!

— А я здесь при чем!

Понимаю я его. Понимаю, да! Поступила команда всех собак на меня повесить — он повесил. Велели освободить от подозрений — сделано! Послушался, и когда приказали попку для ремня приготовить.

— Ничего, капитан, майором вам быть все равно! — утешаю его, посмеиваясь.

— Вы полагаете?

— Конечно! Начальство ценит исполнительность. А можно совет?

— Да! — смотрит он недоуменно.

— Занимайтесь анализом, прошу вас, иначе в одно прекрасное время вас просто и легко подставят.

Кивает Горчаков, улыбается. Неглупый он человек, все понимает.

— Хотите знать, чем кончилось дело Реутовой?

— Пшиком!

Он смотрит на меня с уважением.

— А за подробности буду благодарна.

— Баба Рита попала в автокатастрофу. На своей машине, «Волга» у нее была, на выезде из города влетела под груженный бетонными плитами «МАЗ». Погибла.

— Понятно! Пьяная была?

— По экспертизе — незадолго до этого принимала наркотики.

Прячет глаза капитан. Наверняка уже все проанализировал.

— Помощницы ее сейчас на экспертизе у психиатров.

— Пусть лечатся! — с этим я соглашаюсь. — Им невредно!

— Да! — поджимает он губы. — А меня бросили на оперативную работу. Временно. Горотдел всерьез взялся за одну группировку. Материала на них хватает с лихвой, но приказано еще копать, нещадно!

— Ну, хоть за одну, — я ему уже улыбаюсь, — группировку-то! И то хорошо!

Незаметно мы подошли к моей машине, и он начал прощаться. Я не возражала. Предложить его подвезти? Захочет ли после асфальтовой гимнастики? Зачем ставить человека в глупое положение? Тем более если у него самого это хорошо получается!

Я отдала ему фуражку, до сих пор катавшуюся со мной на заднем сиденье.

— Извините, это не мое дело, — обратился он ко мне, когда я уже было потянулась к ключу зажигания, — но почему вы такая грустная?

— Я сегодня не грустная, а задумчивая! — поправила его. — Размышляю о причинах и следствиях с самого утра.

Он, ничего не анализируя на сей раз, потешно хлопал глазами.

— Возьмите! — протянула ему газету. — Там, на последней странице некролог.

На этом мы с ним и расстались. Отъезжая, я видела в зеркало, как он махнул мне фуражкой.

Интересно, а знакома ли ему хотя бы понаслышке указанная в некрологе фамилия — Рогожин?