Собственно, то, что по-человечески встретить Новый год не удастся, она осознала еще до возвращения Нильса, когда Николай Александрович объяснил, что это у менеджеров, школьников и Госдумы праздник. А в их бизнесе новогодних каникул не бывает, у них, как у моряков, космонавтов, продавцов круглосуточных магазинов и советских колхозников в разгар страды, — «в пору рабочую пашут и ночью».
Ее отношения с Нильсом никого не интересовали. Новогодняя ночь прекрасно вписывалась в «рабочий график», более того, становилась ключевой точкой в плане, в который ее посвятили лишь отчасти.
Рите объяснили ее роль и подтвердили, что если все пройдет ровно, то она получит деньги и сможет идти на все четыре стороны. Увидит ли она после этого Нильса, Рита спрашивать побоялась, а точнее, больше всего она боялась услышать ответ, который предугадывала и который жег ее изнутри, словно капля раскаленного металла.
До сегодняшнего дня «родственники» появлялись еще трижды. Олег изображал уездного барина, Костя трещал без умолку. Утром тридцать первого они вломились в квартиру без предупреждения и с подарками. Это было «чиста по-нашему, блин!» — елка, водка, икра, соленые огурцы, апельсины и снова водка. Едва проснувшийся Нильс благодарил за заботу и принялся сокрушаться, что у него нет ответных презентов, на что черноволосый «кузен» Костя пообещал, что у него еще будет возможность отдариться, а вечером они идут в сауну и встречают там Новый год все вместе.
— Ты знаешь, блин, сколько стоит сауну в новогоднюю ночь в этой вашей Москве заказать? У-у-у, блин, машину можно купить!
Рита вежливо улыбалась, вымученно шутила, а когда за гостями закрылась дверь, бросилась уговаривать Нильса никуда не ходить, остаться дома вдвоем, с шампанским и телевизором. Но ее мужчина, уже захмелевший, задуренный пусть и искусственной, но русско-праздничной атмосферой, был настроен решительно и с будущими родственниками ссориться из-за мелочей не хотел.
— Это не мелочь, Ни, — настаивала она.
— Тем более, — ласково улыбнулся он, — это твои родственники, твоя семья. Отказаться сейчас будет невежливо.
У Риты защемило сердце…
Так водку пьют только в России, стаканами, долго и очень быстро одновременно. Каждый стакан улетает в мгновение, но почему-то самой водки меньше не становится.
Бутылка подрагивала в руке Кости, водка лилась мимо стаканов, щедро орошая лакированную столешницу светлого дерева. Рука была нетвердой, и в стакане самого Кости водки в итоге плескалось раза в три меньше, чем у Нильса. Впрочем, тот уже дошел до кондиции, когда на такие вещи не обращают внимания.
Черноволосый «кузен» отставил пузырь и поднял стакан.
— Ну, за Новый год мы уже пили. Давай за вас, — язык у Кости шевелился с большим трудом, — чтобы в Новом году мы с тобой уже наконец породнились, блин.
Нильс поднял стакан, звякнуло стекло. Олег наблюдал за ними со стороны. Вальяжность его сменилась квелостью. На вопросительный косой взгляд потенциального зятя «дядя» ответил размеренно:
— Не могу больше, печень шалит что-то.
Пьяного Нильса это объяснение удовлетворило, и он резким движением влил в себя водку. Костя пригубил, отставил свой стакан, зато вовремя подхватил опускающуюся руку новоиспеченного родственника и заставил допить до конца.
— Не-не, — бормотал при этом пьяно. — За вас до дна, блин… Ты что, нас обидеть хочешь, в натуре?
Рита закусила губу и отвернулась. Олег тут же пихнул ее локтем в бок и жестом велел нацепить улыбку.
Нильс, уже давясь, допил, грохнул пустым стаканом по столу и посмотрел на мир мутным взглядом. Таким Рита не видела его никогда. Даже в ту ночь, которая закончилась угнанным мотоциклом.
Костя обвел собутыльника таким же плывущим глазом и затянул неожиданно проникновенно:
Рита наблюдала за «кузеном» и женихом с тоской. Нильс попытался подпеть, но лишь подвыл что-то мычаще-неразборчивое. Текста он явно не знал.
— П-чему у в-вас в в-веселые д-дни п-поют гр-рустные п-песни? — спотыкаясь на каждом слове, пробормотал он, обрывая провидческую казачью на середине.
— А у вас что, сильно веселее? — проворчал Олег.
Нильс пьяно тряхнул головой, на несколько секунд так и завис, словно готовясь упасть лицом в стол, но так же неожиданно встрепенулся.
И запел.