Арита сжимает мой локоть так, что кажется, прорвет сейчас пальцами ткань пуховой куртки. Я рассеянно смотрю на нее, улыбаюсь. Что с ней? Нервничает из-за нашего пьянства?
Мы проходим через вокзал и оказываемся на площади. Над нею вьется голубой туман от автомобильных выхлопов, сбоку торчит остроконечная башня с часами.
— Вот и наш лимузин, — громко сообщает Олег, подходя к серому микроавтобусу с тонированными стеклами.
Водитель, человек без возраста, одетый в стиле милитари, вылезает из-за руля, хмуро смотрит на нас, откатывает дверцу. Внутри холодно, как в могиле, окна заросли фантастически красивыми морозными узорами. Сажусь сзади, Арита прижимается ко мне.
— Ну, брат! — провозглашает Олег. — Трогай.
Микроавтобус срывается с места и начинает кружить по городским улицам. Из-под сидений идет теплый воздух — там стоят калориферы. Мало-помалу становится более-менее комфортно. Я с удовольствием бы посмотрел на дома и людей, но сквозь изморозь на окнах ничего не видно, а смотреть вперед мешают высокие спинки передних сидений.
Неожиданно мне приходит на ум мысль, что в таких вот микроавтобусах с. замороженными окнами хорошо возить заложников — они никогда не запомнят дороги. Мне становится смешно. Костя, сидящий впереди сбоку, поворачивается, ловит мой веселый взгляд, делает ободряющий жест и кричит, перекрывая шум двигателя:
— Колян, ты веники какие любишь, блин? Березовые, дубовые или можжевеловые?
Я пожимаю плечами.
— Можжевеловые — ништяк, блин! — кричит Костя. — После них весь в дырочку, как от аппликатора Кузнецова!
Он, водитель и Олег довольно хохочут, хотя я, например, смысла шутки не понял. Баба Надя сидит нахохлившейся вороной — она вообще никогда не смеется и не улыбается, а Арита…
Я смотрю на нее и понимаю, что моей девочке плохо.
— Что случилось? Тебя укачало?!
— Д-да, — постукивая зубами, соглашается она. — Нужно… нужно выйти! Быстрее!
— Остановите! — говорю я водителю. — Арите плохо!
Микроавтобус виляет вправо и долго тормозит, хрустя колесами по снегу Арита пробирается к двери, одной рукой цепляясь за спинки сидений, а другой — увлекая меня за собой. Выскочив из салона, она буквально тащит меня назад, за машину. По пути я мельком оглядываюсь — оказывается, мы уже выехали из города! Вокруг поля, вдали темнеет лес, поодаль какие-то постройки, столбы с проводами и дорога, перпендикулярная нашей. По ней едут машины.
Хлопает дверца — из микроавтобуса выбрался Олег, следом — Костя.
— Че там, блин? — кричит он недовольно. — Приспичило, что ли? Пятнадцать минут ехать осталось…
Арита дергает меня в сторону и отчаянным шепотом умоляет:
— Давай уедем!
— Куда? — растерянно спрашиваю я.
— В Москву…
— Ну-кось, — скрипит над ухом старуха.
И когда она только успела покинуть салон? Бесцеремонно оттолкнув меня, баба Надя трогает лоб Ариты и сокрушенно качает головой.
— Жар у нее. Температура. Я — знаю. Давайте-ка в машину. Ехать надо.
Арита вяло отбивается, но старуха ведет ее к двери микроавтобуса. Я растерянно шагаю следом.
— Просквозило тебя, девонька, — воркует баба Надя. — Аспирину надо. И отлежаться. Поняла?
— Поняла, блин?! — вторит ей Костя, подталкивая Ариту в микроавтобус.
Трогаемся, едем. Арита больше не жалуется. Ее и вправду знобит, я чувствую это сквозь одежду.
— Милая, — уговариваю ее как маленькую, — потерпи. Сейчас приедем, ты выпьешь горячего чаю, ляжешь в теплую постель… Все будет хорошо,
Арита беззвучно плачет, уткнувшись мне в плечо. Я злюсь на себя из-за неумения и неспособности помочь. Что вообще такое происходит? Перенервничала, наверное. Надо будет поговорить с ней, когда выздоровеет, — может быть, имеет смысл сходить к невропатологу.
— А вот и наша фазенда, блин! — вдруг восклицает Костя. — Приехали.
Микроавтобус въезжает в распахнутые ворота. Я вижу большой двухэтажный дом под красной крышей, хвойные деревья вокруг, а за ними — желтый бревенчатый сруб с трубой, из которой валит густой дым. Видимо, это как раз и есть вожделенная «настоящая русская баня».
3
— Ты что вытворяешь, дура?! — яростно прошипел Костя.
Сейчас, когда они остались наедине, он растерял всю свою веселость, которой купил Нильса, и солидность, которой заворожил Риту в первую их встречу. Рот «кузена» кривился от бешенства.
Из машины они выгрузились вместе, хотя старуха держала ее под присмотром. В дом ввалились нарочито шумной толпой. В суматохе мнимо больную Риту оттеснили в боковой коридор, и она только успела заметить, как Олег и Костя уводят Нильса вверх по лестнице.
Потом, когда мужчины скрылись из виду, ее. грубо и бесцеремонно втолкнули в комнату. Птичьи пальцы Надежды Ивановны отпустили плечо. Старуха коротко каркнула: «Жди!» — и закрыла дверь.
Рита дернула ручку, дверь не поддалась — ее заперли. А Нильс сейчас там, один, с ними, ничего не подозревающий, доверчивый… Он ведь доверился сначала Дмитрию, потом ей и ее «родственникам». Хотел понравиться, пытался стать русским. А его продали и предали. Все.
И она…