Охота на викинга [роман]

Она улыбается, но я вижу слезы, глубоко упрятанные в ее прозрачных, ледниковых глазах. Я понимаю, откуда эти слезы. Русские говорят «дорого яичко ко Христову дню». Однако счастье по заказу не бывает.

Наш кит уже давно оторвался от поверхности и нырнул в толщу пятого океана. Стюардессы разнесли напитки, скоро должен быть ланч. Я то и дело посматриваю в окно, на белые громады облачных замков, а Уши, постукивая спицами, рассказывает мне про снежные вершины, про кислородное голодание, про палатки типа «гималайка», шерпов, «живые» ледники, горную болезнь и погибших друзей и знакомых. И про триумфы, победы, чествования, пресс-конференции, приглашения и приемы у сильных мира сего…

— Быть девушкой альпиниста — это большое счастье, — говорит она.

И тогда я задаю вопрос, который возникает у меня совершенно нелогично, вразрез всему сказанному.

— Зачем вы это все терпите?!

Она откладывает спицы на откидной столик, снимает очки, поворачивается ко мне и смотрит таким взглядом, что меня продирает озноб.

— Любовь — это жертва, — наконец отвечает она. И добавляет после секундной паузы: — Не зря говорят, что Бог и есть любовь. Только ему — и ей — человек способен жертвовать что-то безвозмездно. Наверное, это не случайно… Я скажу вам еще одну вещь. Есть, точнее, был такой поэт — Александр Кочетков. Он написал стихи, хорошие и правильные стихи, их должен знать каждый влюбленный. Вот, послушайте…

И откинув голову на спинку кресла, Уши прикрывает глаза, начинает читать:

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них

—И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг!

В Копенгагене меня встречает отец. Мы прощаемся с Уши, и она уходит по светлому коридору аэропорта — непреклонная, прямая, уверенная в себе и своей правоте. И я понимаю, что кто-то там, наверху, не случайно свел нас на соседних креслах воздушного кита-горбача.

Отец совсем не изменился за те семь или восемь месяцев, что мы с ним не виделись. Он жмет мне руку, хлопает по плечу.

— Долго же ты летел!

Я изображаю удивление, спрашиваю:

— Как мама?

Разумеется, я знаю, что с нею все в порядке, мы регулярно связываемся посредством Skype, но таков ритуал.

— Ждет тебя. — Отец перехватывает у меня сумку, увлекает через людный зал к выходу и снова повторяет: — Не устал?

— От чего уставать? — на этот раз я удивляюсь по-настоящему

— Долгий перелет.

— Почему долгий? Нормально.

Этому словечку — «нормально» — я научился у русских. Весь мир живет по законам дуализма, и только у русских есть три философские градации состояния чего угодно —^: хорошо, плохо и нормально. Как машина? Нормально. Как работа? Нормально. Как отдохнул? Нормально.

Это не значит — «никак», это значит, что все прошло без неожиданностей, как позитивных, так и негативных.

— Вы опоздали на час двадцать, — сообщает отец. — На сайте авиакомпании написано, что самолет изменил маршрут из-за атлантического циклона над Центральной Европой.

Ого! А я, увлеченный рассказом Уши, и не заметил!

Выходим на «причал». Подъезжает такси. Это тоже ритуал — обязательно брать из аэропорта такси. Отец отдает водителю сумку, открывает мне дверь. Я сажусь, и только тут до меня доходит: Арита!

Я же обещал позвонить, а рейс задержался. Она там наверняка с ума сходит, мучается…

Включаю телефон, звоню на стационарный в квартиру Ариты. Стационарный телефон — русские его называют «домашний» — это в России настоящий фетиш. Квартира обязательно должна иметь точку подключения телефона, как в древние шестидесятые. То, что сейчас мобильный телефон с полным безлимитным пакетом обходится дешевле, никого не смущает. В квартире должен быть телефон! — это фактически аксиома и неписаный закон.

В трубке противно пищат длинные гудки. Такси трогается. Отец с тревогой посматривает на меня, держа в руке плоскую бутылочку Gammel Dansk. Это тоже наша традиция — по приезду пропустить в такси по паре глотков старой датской настойки. Однако чувствую — сегодня традиция будет нарушена. Нарушена, потому что Арита не берет трубку.

Это значит — что-то случилось.

Звоню ей на сотовый, находясь в некой прострации. Настроение — смесь раздражения, удивления и страха.

Она должна была ждать моего звонка!

В трубке играет Bongo bond, Арита поставила эту мелодию вместо гудков. Играет долго, практически до конца.

Чувствую, как ладони мои становятся липкими от пота.

Что-то случилось!