— Идет охота на волков, идет охота!… — яростно прошипел Леонид и нахмурился. Строка вырвалась сама собой, и первоисточник вибрирующих слов отыскался не сразу. Чей-то далекий магнитофон раненным зверем хрипел и стонал за стенами, возбужденный мозг слышал знакомые интонации, шлифовал и усиливал, гвоздями вколачивал в сознание. Неужели и эта песня окажется вечной?…
Он не заметил, как очутился в ванной. Бессмысленно пустил горячую воду. По желтоватой, испещренной трещинками эмали суетливо побежал нечаянный паучок. Жаркий поток спешил за ним следом. Пауки в ванной — обычное дело. По утрам Леонид гонял их щеткой, и они стремглав взбегали на потолок, где чувствовали себя в полной безопасности. Леонид не убивал их. Разумеется, мало приятного наблюдать сухопутных собратьев осьминогов, разгуливающих под самым носом, но и давить их казалось отчего-то запретным. Также запретно — удавить кошку или желторотого воробья. Пауки не походили ни на мух, ни на тараканов. Они не воровали хлебных крошек, не суетились пугливо при появлении людей. Напротив, загадочные эти создания порой откровенно поражали Леонида своей доверчивостью. Как бы то ни было, человек не числился в списках их врагов, — они вели иную войну, с иными обитателями планеты. Возможно, и войной это не следовало называть. Паучьи племена трудились — плели и ткали, тем самым зарабатывая на жизнь, на пропитание. В определенном смысле они являлись творцами и, как всякие творцы, были по-своему беззащитны. Оттого, наблюдая, как сморщенным комочком тельце паука несется к водостоку, Леонид ощутил вспышку бессильного гнева. Пенная волна гадливости к самому себе, к тем — за окнами, на мгновение тоже представившимися ему пауками, калеными брызгами окропила разум.
— Псы!… — он бросился в прихожую, торопливо принялся одеваться. Впопыхах прошелся по карманам. Пара газовых баллонов, заточенная отвертка, тяжелый шипастый кастет. Распахнув дверцу гардероба, Леонид снял с вешалки жилет с нашитыми пластинами оргпластика, натянул на плечи. Тут же и передумал. Какого черта!… Сорвав с себя жилет, Леонид швырнул его на пол, чуть ли не бегом устремился к окну.
Они по-прежнему не уехали, и выхлопная труба вновь дымила. Мало того, словно издеваясь над ним, мигали задние огни — то левый, то правый… Леонид резким движением распахнул шторы. Что ж, пусть полюбуются! Еще и форточку им приоткроет. Будут играть в детскую игру «кто кого переглядит». Они в салоне, а он в теплой уютной квартире, у них пиво в банках, а у него порошковое молоко. Полный до краев стакан. И он будет попивать эту пакость у них на глазах до тех пор, пока они не решатся на какое-нибудь действие…
Ухнула дверь подъезда. Пузатый мужичок в кожаной куртке и просторных спортивных шароварах, балансируя на покрытом наледью тротуаре, двинулся к автостоянке. Из окошка «Судзуки» вытянулась рука в перчатке, нетерпеливо помахала. Все тем же балансирующим шагом мужчина приблизился к машине, что-то сказал водителю и неуклюже втиснулся на заднее сиденье.
Что там последовало дальше, Леонид уже не знал и не хотел знать. Ругая себя за мнительность, он устало опустился на диван. Можно было смеяться над собственными страхами, можно было плакать, но ни на первое, ни на второе сил уже не было. Напряжение этого часа пропитало кровь отвратительным ядом. Потихоньку действие яда начинало сказываться. Где-то у основания затылка ноюще пробуждалась боль, в мышцах появлялся знакомый зуд.
Слепо нашарив на столике книжку, Леонид раскрыл ее на закладке. Минуту или две скользил взглядом по строчкам, не поняв ни единой фразы, затворил словно створки умершей пустой раковины, с брезгливым недоумением отбросил в сторону.
Накипь снимают черпаком или ложкой. Нервную накипь снимает время. Впрочем, не только оно одно.