Охота на волков

— Насчет классности промолчу, но человек он, конечно, примечательный, — Ольга была в своем амплуа, говорила загадками, на первый взгляд вроде бы и не спорила. — Утром пьет чай, смешивая разом какао, сгущенку и кофе. Иногда еще и масло добавляет. Говорит, все равно куда класть — на хлеб или в кружку. Так мол даже рациональнее… Рационалист задрипанный!

— Но ведь он тебе муж. Или это факт второстепенный?

— Что муж? — Ольга пренебрежительно поджала красивые губы. — Как говорится, не президент и не космонавт. Видел бы ты, какие короли за мной бегали! Настоящие монстры! Директора комбинатов, ювелиры… Даже итальянец один был!

— Тоже директор комбината? То есть в смысле — итальянского комбината?

— Дурачок. Зачем ему быть директором, если он итальянец?

— Резонно!

— А ты не язви. Разозлюсь и стукну. Ты меня знаешь.

— Знаю. Но ведь и я могу рассердиться.

— Ой ли! — Ольга насмешливо улыбнулась. — Интересно будет посмотреть. Разъяренный Ленечка — могу себе представить!

— Ладно, брэк, — Леонид успокаивающе поднял руку. Припомнив осколки на ковре Пантелеевых, нашел нужным сказать: — Посуду, убедительная просьба, не бить. Не моя, — хозяйская. Я ведь всего-навсего арендатор и сторож.

— Что ж, постараюсь не бить, — она кротко кивнула.

— И все-таки!… Замуж ты в конце концов вышла не за директора комбината и даже не за итальянца, а за Саню. Значит, была причина?

— Была, да сплыла, — Ольга повела плечом. — Почему вышла, теперь и сама не знаю. Сашок, кстати, тоже удивляется, постоянно — сравнивает, кто такой он и кто я.

Леонид взглянул на нее с удивлением. Она говорила вполне серьезно. Крутая, красивая дамочка с прелестным личиком и суровыми глазами.

— Ты шутишь?

Она не ответила. Вместо этого повторила то, что слышали от нее уже не раз.

— Не в то время я родилась. И в роддоме не том. Следовало бы меня зачать веке этак в восемнадцатом. В царской опочивальне, разумеется.

— Кабы я была царицей… — машинально пробормотал Леонид. В растерянности прошелся по комнате. — И кем ты предпочла бы стать? Анной Иоанновной?

— Зачем же? Можно Елизаветой или Екатериной.

Ольга приступила к распаковке баулов. Глядя на ее уверенные движения, Леонид подумал вдруг, что с ролью царицы она наверняка бы справилась. И перед Пугачевым не спасовала бы, и Потемкина сумела бы обольстить.

— О чем ты думаешь? — глаза ее испытывающе скользнули по нему.

— Да глупости всякие лезут в голову. Думаю, к примеру, что рожать тебе пора. Вот и нашла бы смысл. С детьми от мужей не бегают.

В следующую секунду он прикусил язык. Страшнее ярости мужчин бывает только ярость женщин, и эту самую ярость он разглядел в глазах гостьи. Вернее, это была секундная вспышка, но Ольга сумела справиться с собой. Нервно похрустев кулачками, заметила:

— Родить — это не плюнуть. Больно, Ленечка, рожать. Много хуже запора. Знаешь, что такое запор?

— Но другие-то рожают, не трусят. Я считал, если все в порядке, витамины там и прочее…

— Вот именно! И все прочее, чего в нашей милой семейке явно недостает. Вернее, всегда недоставало.

Леонид обвел комнату рассеянным взором. Зачем все это? Зачем вообще все, если квартал сотрясается от матерного азарта играющих в домино пенсионеров, если дети беспризорны уже при живых родителях, а жена, уходя от мужа, преспокойно забредает к его другу?

Он шагнул к Ольге.

— А как же Саня?

— Вот это уж не твое дело!

— Мое, Оленька…

Взметнувшуюся руку он перехватил в воздухе. Слава богу, успел. Стиснул изо всех сил побелевшую кисть. На лице гостьи отразилась странная смесь изумления, боли и негодования. Ольга сумела выжать из себя улыбку. Робости Леонид не дождался. Они простояли так секунд десять, потом она смиренно попросила:

— Отпусти. Вижу, что сильный.

Он разжал пальцы.

…Спать укладывались «валетом» на диване. Раскладушек с матрасами у Леонида не водилось. Убедить Ольгу вернуться он так и не смог. Не смог указать и на дверь. Она бы его попросту не поняла. Да и ему подобный жест показался бы наигранно театральным. Указующий перст — символ бессилия. Не умея помочь и приютить, прибегают именно к нему. Леонид не прогнал Ольгу, хотя еще дважды они чуть было не схватились. В последний момент сумели сдержаться. Если Леонид преимущественно молчал, то Ольга продолжала действовать. Куча безделушек, повыныривавших из ее баулов, в какой-нибудь час с небольшим оккупировали всю квартиру. В ванной Леонид разглядел зубную щетку с затейливо изогнутой ручкой, у зеркала шеренгой выстроились смахивающие на гильзы цилиндрики губной помады, баночки с кремами, бутылочки с лаком. В большой комнате, за стеклом серванта, победно поблескивали граненые стаканчики образца дореволюционной России, из которых Ольга любила попивать винцо. Платья на спинках стульев, широкополые шляпы в прихожей, туфельки, шлепанцы… Возможно, он спасовал именно перед обилием этих новых вещей. Все они заявились в компании с хозяйкой, и это походило на ватагу подвыпивших приятелей, утихомирить и выпроводить которых было далеко не просто.