Охота на журавля

— Что же тебя так удивило?

— Даже Ольгерд… — дитя замолчало.

— Вы его Ольгердом зовете? Оригинально. Надо будет ему рассказать.

— Он знает, — буркнул Глебов.

— Ну-ну. Так вот, Олег Георгиевич, возможно, слишком близко с тобой знаком, чтобы догадаться, где собака зарыта. Воспринимает тебя как яркую индивидуальность и нетипичного представителя. А люди на самом деле, даже нетипичные представители, скрывают обыкновенно одни и те же вещи. Ясно, что, если бы проблема касалась тебя самого, ты вполне мог бы потерпеть некоторое время. Плюс еще игровые автоматы… Складываем два и два, получается влюбленный приятель. Кто именно — не спрашиваю, не принципиально.

— Он за ней, как теленок на веревочке ходит, все, что угодно, готов сделать, лишь бы солнышко улыбнулось, — процедил сквозь зубы невинный младенец. — А у солнышка запросы, как у дочери нефтяного короля. Фи, какая дешевка, за кого вы меня принимаете. А этот болван полагает, что весь выпендреж сплошь от внутреннего благородства идет. Орхидеи дарит. Даже не розы — как можно, розы — это так банально.

— И, конечно, никого не слушает, а ее полагает ангелом небесным.

— Слова не скажи!

— А теперь?

— Ну… Сперва решил, что я падаль последняя, и он мне руки не подаст, а потом — что сам дурак. Она ему скандал закатила, что знал, а ей не сказал, что обнародовать чужие секреты — это подлость. Ну, и так далее. Во всяких таких выражениях. Невзирая на внутреннее благородство и замашки наследной принцессы. В общем, с любовью, кажется, все.

— И с олимпиадой тоже, — почти равнодушно заметила ехидная Маргарита Львовна. На юное дарование мое ехидство, однако, не очень подействовало. Как это говорят? Его спокойствие было непрошибаемо.

— Ну, что ж поделаешь. Не последняя же это олимпиада?

— А это бабка надвое сказала, — сообщила я. — Кто их знает, этих монстров мировой техники. Сегодня они нас любят, а завтра, глядишь, ветер переменится. Не жалко?

— Жалко, — согласился отрок и вздохнул. — Значит, не судьба.

— А за свой счет никак?

Неисправимый Глебов снова вздохнул и совсем уж безнадежно добавил:

— Амалия сказала, что деньги на поездку найти можно, но мужчина должен отвечать за свои поступки. Да я и не спорю. Жалко, конечно, но выбора-то не было.

— Амалия?

— Ну да, тетушка моя, Амалия Карловна.

— Ясно. Очень разумная у тебя тетя. Я, помнится, ее несколько раз видела. Такая всегда с платочком кружевным… Когда ей на тебя жалуются, она все этот платочек к носу прикладывает.

— Ага, с платочком. Итальянскую оперу обожает и Вертинского. Французские романы читает. В оригинале. Постельное белье у нас лимонной вербеной пахнет — она в шкаф такие специальные мешочки кладет. А сама, между прочим, всю жизнь при строительстве. Я как-то у нее в стройуправлении был… Бригадиры — или кто там, не знаю точно — чем-то ее достали, она слушала, слушала, вежливо так, внимательно, а потом как завернет!.. Минуты на три. Они там все сразу тихие стали. Извините, Амалия Карловна, конечно, Амалия Карловна. Умора!

Мне тоже стало весело.

— Это ты, значит, в нее такой… разнообразный? Стремишься к идеалу?

— Не знаю, — пожал плечами вежливый отрок. — Она говорит, что каждый человек должен быть сам на себя похож. А идеалы слабаки придумали, чтобы своими мозгами не шевелить, — отрок подумал и добавил, видимо, для полной картины. — Мы вообще классно с ней живем.

Наблюдение насчет слабаков и идеалов показалось мне настолько интересным, что я отложила его для последующего обдумывания. Впрочем, остальные контрасты тоже.

— Ну-ну. Кстати, она беспокоиться не станет, что ты надолго пропал?

— Это вряд ли. Хотя можно и позвонить. Или с балкона махнуть. До нашего окна тут три метра.

14

Успех любой экспедиции обеспечивается тщательностью подготовки.

Папанин

Ильин вернулся не через полтора часа, как обещал, а всего через час — видать, охотничий инстинкт взыграл. Я попрощалась с Глебовым, пригласила заходить еще, и мы отправились в редакцию. Пока обувались, причесывались и топтались в прихожей, мне неожиданно захотелось потрепать юное дарование по голове, даже подняла руку… и тут же ее отдернула: собственный жест вдруг показался мне бестактным до хамства. В этом пацане чувствовался такой глубинный аристократизм — куда там принцу Уэльскому! А линялая майка и разбитые кроссовки где-то даже подчеркивали все это — по контрасту, что ли? Или так сквозь угловатую неуклюжесть птенца просвечивает будущая стремительная пластика сокола?

Размышления о новом знакомом продолжились и в машине. Даже отвлекли несколько от привычного, хотя и довольно редкого удовольствия — наблюдать за тем, как Ильин водит.

Грешный я человек: нет, чтобы, следуя учению большинства мировых религий, отрешаться от земного и сосредотачиваться на духовном самосовершенствовании — предпочитаю наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Скажем, хорошая книга, конечно, большее удовольствие, чем кружка пива или обожаемые мной арбузы. Но ведь одно другому не мешает.