— Ох, Риточка, Риточка, я всегда говорил, что безразличие к перипетиям общественной жизни тебе когда-нибудь выйдет боком. Подходи, как освободишься, я тебе все изложу. Сейчас убегаю, нет меня.
Лану я не спрашивала, а меня господин Шаманов замучил за сорок минут. Маска любимого народом целителя так прочно приросла к нему, что увидеть истинное выражение его лица и понять, что он на самом деле думает, было совершенно невозможно. Да и думает ли вообще? Чушь, которую он мне нес, устыдился бы произносить человек, обладающий хоть минимальной крупицей здравого смысла: «Я обладаю даром видеть и излечивать души людей и потому должен принять на себя бремя власти. Рядом со мной ни один нечестный чиновник не сможет оставаться тем же, чем был. Его душа очистится и повернется к людям. Он просто не сможет остаться прежним». Это уж точно — доведись подольше общаться с господином Шамановым, к примеру, мне — я наверняка не смогла бы остаться прежней, мозги бы не выдержали и в трубочку свернулись. А мне из этого бреда еще предстоит сделать нечто доступное для чтения. Да еще чтобы самому спасителю душ понравилось.
К моему величайшему восторгу у спасителя была еще запланирована встреча с избирателями, иначе он точно продержал бы меня часа четыре. Уф, повезло!
Подбельский стоял на лестничной площадке и вдумчиво созерцал пейзаж за немытым лет пять окном. Я подошла и тоже полюбопытствовала. За окном шел дождь и рота красноармейцев. Ну, то есть, не красноармейцев, но тоже в форме. Грустная рыжая дворняга, чей дедушка был когда-то не без взаимности влюблен в соседскую таксу, обследовала колеса стоящих у подъезда машин. После шамановских излияний картинка выглядела чистой пасторалью и освежала, как... Я призадумалась в поисках подходящего сравнения... как соленый огурец! После дюжины пирожных. С кремом. Сливочным. Сладким. Полурастаявшим.
— Ну-с, у кого что горит?
— А, жива? — сочувственно спросил Борька.
— Так, местами. А один мой знакомый грозился посвятить меня в тонкости общественных связей и подбросить халтурку. Не помнишь, кто это был?
— Ага. Лишние, слава богу, разбежались, можно маленечко передохнуть. Ладно, вникай. Тонкостей никаких особенных нет, я, честное слово, думал, что про это все знают.
— Про что?
— Ну, что твой Шаманов — одно из щупалец Званцева.
— В каком смысле щупальце?
— Как у спрута. Там сколько голосов, на твой взгляд?
— Процента четыре, может, шесть, при удачном раскладе. Народ, помешанный на целительстве и мировых энергиях. Раньше на Кашпировского с Чумаком молились, теперь на кого помельче глядят.
— Тогда есть два варианта. Первое: Шаманов просто снимает свою кандидатуру и обращается к этим, исцеленным — мол, единственный, кто чист перед космосом, — Званцев, отдайте свои голоса и прочее. Или, что более вероятно, он набирает в первом туре эти самые пять процентов, после чего делается два-три материала в том же духе. И две трети, а то и три четверти тех, кто голосовал за Шаманова, проголосует за Званцева. По жизни получается сложнее, но принципиальная схема выглядит именно так.
— Ради трех процентов такие сложности?
— Ну, дорогая моя, три процента — очень даже немало. Тут три, там четыре — с миру по голосу, губернатору кресло.
— Циник ты, Борька! Избиратели тебя не слышат.
— Я не циник, я практик. Да и ты, по-моему, тоже. Какая разница, кого изберут — все одно ничего не изменится.
— Эт-точно. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Сроки, объем, сколько?
Борька сразу перестал улыбаться и заговорил по-деловому.
— Объемы стандартные, ну, сама знаешь. Четыре текста тысячи по две, две с половиной. Сроки. Если честно, то вчера. Погоди, не пугайся. Завтра утром еще сойдет.
— Ох, лишенько мне! Опять ночь не спать.
— Зная твои совиные привычки, сочувствовать не стану, — он подмигнул. — Готовые сбросишь мне в почту, я утречком, часов в восемь посмотрю. Пиши адрес. Борис с двумя «с», ты пишешь?
— Да пишу, пишу, говори уже!
— Вот и пиши. Подбельский, собака…
— Хорошо звучит: Подбельский — собака. Я всегда думала, что ты лев.
— У тебя вообще «волк — собака», новое слово в биологии, — парировал Борька. Разделительный символ электронного адреса, традиционно именуемый «собакой», создает нередко всякие забавные сочетания. — Записала?
— Запомнила! Тоже мне, сложности. Подбельский — с игреком?
— С игреком, с игреком. Ладно, не ершись. Потом заедешь, когда удобно будет, только позвони предварительно, чтобы точно меня застать, я расплачусь, — и Подбельский назвал сумму, раз в пять превышающую стандартные рекламные расценки.
— Кучеряво живете! — восхитилась я. — И ты спокойно отдаешь в чужие руки...
— Во-первых, не в чужие, а хорошему человеку. Ты ведь хороший человек?
— Ну... — я призадумалась. А в самом деле?