Она предложила мне съездить к Кузнецкому мосту. И недолго подумав я согласился. Мы переоделись в походную одежду, и примерно через час выехали. Помимо Софьи с нами поехали Зес и Матвеев.
Подъезжая к мосту ещё издалека мы увидели город Кемерово. За прошедшие годы, он был отстроен заново и почти ничего не говорило о том, что когда-то он был практически уничтожен. Однако больше не было видно высокого замка княжеского рода Щегловых.
Анри как-то упоминал, что землями Щегловых руководит какой-то граф, назначенный императором. Сильно в подробности я не вдавался, и не испытывал никакого желания посещать сам город. Хоть за прошедшее время многое изменилось, но знакомые очертания тоской разливались по сердцу.
Неспешно мы доехали до небольшого склона, откуда до моста оставалось не больше несколько сотен метров.
Стоило мне взобраться на склон, как на меня в тот же миг обрушились воспоминания. Именно отсюда я наблюдал за поединком моего отца, Талия Де Тьера, и князя Щеглова. Я посмотрел в сторону, где раньше располагался императорский шатёр, у которого когда-то стояли император и Меньшиков. И я отчётливо вспомнил слова императора, определившие судьбу моего отца.
Все наши ссоры, произошедшие между нами за это время, затёрлись в моей памяти. Сейчас я вспоминал только всё самое хорошее, что связывало меня с отцом. Несмотря ни на что я всегда знал, что он будет рядом и прикроет меня в сложную минуту.
На мосту до сих пор осталась большая темная выпалена. Именно здесь Щеглов бросил гранату в отца.
— Прости, отец, — произнёс я. — Нам не удалось до конца понять друг друга. И я не могу сказать, что в этом виноват только ты. С твоей смертью нам пришлось очень сложно, но мы справились. И думаю это во многом благодаря тебе…
В моём горле стал ком, и некоторое время мне понадобилось, чтобы справиться с эмоциями. Через пару минут я вернулся к Софье и Зесу.
— Поехали обратно, — сказал я.
Вернувшись в лагерь, я решил почтить память отца, и приказал воинам вытащить пару бочек с алкоголем. Всем, кто сегодня не стоял в карауле, я разрешил расслабиться. Большинство прилетевших с нами солдат участвовали в гражданской войне. И вечером я сидел с ними за одним костром и слушал их воспоминания о тех днях.
Эту ночь я спал очень крепко, а наутро моя голова словно очистилась от лишних мыслей. Мне стало интересно понять, откуда Софья знала, что поездка к месту гибели отца мне поможет, ведь я почти не вспоминал об этом. Но спрашивать я её ни чём не стал. Сконцентрировавшись на работе, стал изменять папиллярные линии.
И к вечеру, я наконец-то закончил.
— Ты уверен, что ты сделал такой же узор, что и на панели? — спросил меня Анри.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Однако если мы найдём какие-то неточности, то мне придётся исправлять их на месте.
Он кивнул. И зная, что завтра рано выезжать, мы разбрелись по палаткам.
С первого раза ничего не получилось. И даже не с пятого и не десятого. И когда я уже стал отчаиваться, думая о том, что прибор считывает ещё какие-то параметры, он осветился зелёным светом, и примерно в пяти метрах над нами стали осыпаться небольшие камни.
Отбежав на несколько метров, мы увидели, как в скале появился проём, который с каждой секундой открывался всё шире и шире.
Потом начали отъезжать каменные блоки, которые образовывали что-то наподобие лестницы. И когда тряска прекратилась, мы начали подыматься наверх.
На стенах туннеля были нарисованы необычные символы, которые отличались ото всех, что мне приходилось видеть раньше. Включив артефактные фонарики, мы осторожно пошли вперед. Туннель сужался книзу и оглядывая стены я стал замечать рисунки чем-то похожие на египетские. На них люди преклонялись перед одним мужчиной. Но никаких деталей мы рассмотреть не смогли.
Внезапно я услышал, как напольная плитка под ногой Анри ушла вниз. И в ту же секунду в него прилетело несколько арбалетных болтов. Но его артефактный щит, хоть и пошёл трещинами, выдержал.