Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

Юра сел на другой троллейбус и отправился на вокзал, там, в тоннеле, была назначена встреча с поставщиками — двумя золотозубыми “чучмеками”, привозившими товар из своей далекой южной республики. Юра Славек был осторожным и практичным, ему не хотелось провести на нарах часть своей жизни, поэтому ничем более противозаконным, чем спекуляция заграничными вещичками, он никогда не занимался. С “чучмеками” студент общался долго, торгуясь, обсуждая другие возможные поставки, выгадывая каждую копейку; может быть, в таком длительном торге и не было большого смысла, но Юра испытывал приятное волнение и сознание собственной значимости, унаследованное от многих поколений своих предков. Южане с акцентом расхваливали свой товар, показывали образцы, Юра придирчиво выбирал то, что купит в следующий раз. Ему очень понравились французские чулки с ажурным верхом, упакованные в красивый пакет. Он подумал о Любе, о ее восхищении подарком, который он мог бы ей преподнести, но решил купить чулки маме.

— Верить, сынок, можно только своей маме! — ласково говорила Зинаида своему подросшему сыну. — Бывают хорошие девочки и милые мальчики, можно дружить с ними и разговаривать на важные темы, но верить, Юрочка, можно только маме!

И чулки покупать можно только маме, решил Юра. Люба очень симпатичная, он влюблен в нее, но такой подарок может смутить девушку или, что гораздо хуже, заставить ее хвастаться перед другими… О Юриных занятиях никто не должен знать, достаточно Светки Мальцевой, которая поневоле будет молчать — ведь она помогает Юре реализовывать товар в студенческой общаге. Юра расплатился за красивые чулки, заказал двадцать отличных презервативов, несколько блоков “баббл-гама”, плащ-болонью, еще несколько галстуков. Покупки аккуратно сложил в сумку, деньги еще более аккуратно убрал в дорогое портмоне, а портмоне засунул в самый дальний потайной карман. Попрощался с “чучмеками”, и в тот же миг из еврея-менялы превратился в обычного веселого студента Юру Славека. Насвистывая популярную песенку про ландыши, студент пошел к выходу из тоннеля, слушая, как его шаги гулко отдаются под сводами. Юра поглубже надвинул шапку, поднял воротник модной, но продуваемой куртки и зашагал быстрее, засвистел громче, чтобы разогнать неизвестно откуда нахлынувшую тревогу. Ему стало чрезвычайно холодно, озноб поднимался изнутри и сотрясал тело. В животе заурчало, и Юра вспомнил, что почти ничего не ел сегодня: пара булочек утром, потом жалкий бутерброд с рыбным паштетом у Светки… Легкий хмель давно выветрился, а любовная истома поглотила массу энергии. “Наверно, я просто устал и есть хочу”, — попробовал успокоить себя студент. Ему вдруг показалось, что кто-то крадется за ним по длинному темному тоннелю. Юра непроизвольно ускорил шаги, оставалось пройти каких-то двадцать метров, чтобы выйти на заснеженную вокзальную площадь, на свет фонарей, к стоянке такси. Какое-то странное напряжение витало в спертом воздухе подземелья, тревога усиливалась и стала просто невыносимой. Ему послышался далекий звон, словно десятки примитивных, обтянутых кожей инструментов тряслись в чьих-то руках, нагнетая ужас. Невнятное пение приближалось, хотя слов разобрать было нельзя; многочисленные голоса ныли что-то мрачное и тоскливо-предостерегающее… Студент побежал, поскользнулся на обледеневшем полу тоннеля, упал…

На миг он отключился. Очнувшись через несколько секунд, он обнаружил себя лежащим в лужице собственной мочи у самого выхода из тоннеля. В светлой арке выхода виднелось звездное небо, далекие фонари, несколько машин у стоянки… Все было как обычно. Юра поднялся, ощупал себя, проверил портмоне, отыскал оброненную сумку с товаром. Его продолжала бить дрожь, но ощущение мистического ужаса прошло, растаяло в воздухе. Очевидно, с ним случился какой-то приступ, вроде эпилептического. Нужно показаться врачу. Он переутомился, переволновался, замерз, — вот результат. Мама всегда говорила, что нельзя пренебрегать своевременной едой: завтрак, обед, ужин. Он не послушал маму, вот что из этого вышло. Он может заболеть и даже умереть, может сойти с ума! Его куртка была вся в грязи, брюки мокры и тоже испачканы. В отвратительном настроении студент договорился с таксистом, недоверчиво рассматривающим его испорченную одежду.