Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

Заведующий турклубом еще долго слушал наставления майора, рассматривал карту, задавал уточняющие вопросы. Они расстались весьма довольные друг другом: Савченко предельно ясно понял свою задачу, а майор удовлетворенно вздохнул. Дело было почти сделано, оставалось еще настращать честолюбивого Дятлова и познакомить Савченко с предполагаемым агентом, который отправится в поход со студентами. Нужный человечек был на примете, его кандидатуру рекомендовал сам генерал. Николаев плотно поужинал в ведомственной столовой, где подавали сытные и дефицитные блюда из отличных продуктов. Майор съел два бифштекса с большой порцией картофельного пюре, творожную запеканку, бутерброд с кетовой икрой и с осознанием выполненного долга отправился домой.

Николаев жил в просторной квартире Городка чекистов, построенного известным архитектором специально для сотрудников спецслужб. Здание в форме серпа и молота украшало центр города. Квартиры были огромные, светлые, но в них не было кухонь. Считалось, что нужно раскрепостить женщину, избавить ее от хлопот у домашнего очага. Кроме того, все вредные разговоры и мещанские настроения зарождаются именно у плиты, на которой весело булькают кастрюли с варевом, здесь сплетничают, обсуждают соседей, поругивают начальство, возмущаются ценами… Вместо кухонь на первом этаже выстроили гигантскую столовую с богатым ассортиментом блюд. А квартиры так обильно нашпиговали подслушивающей аппаратурой, что жители боялись даже чихнуть, не то что слово сказать. Квартиры часто освобождались: одних жильцов сажали, другим давали вожделенный ордер. Николаев был старожилом; как вселился в тридцать седьмом, так и живет уже двадцать два года. Правда, из однокомнатных апартаментов переехал в трехкомнатные, когда исчезла шумная семья начальника отдела кадров. Но он был сам виноват — женился на еврейке, морально разложился, купил дорогой кожаный диван и шубу из бобра для своей красивой толстой жены… Дурак. Николаев всегда был осторожным и молчаливым, а женился на белоглазой Марусе Кошкиной, женщине редкой некрасивости и бешеного нрава, участнице раскулачивания крестьянства.

С маузером в деревянной кобуре на тощем боку, Маруся разъезжала по селам и деревням на подводе, цепким взглядом выделяя тех, кому суждено было отправиться по этапу, лишившись и дома, и немудрящего скарба. Две лошади — кулак! Две коровы — кулак! Наемная прислуга, придурковатая девчонка из семьи местных пьяниц, — кулак! Крепкая изба, справное хозяйство, вспаханный огород, резные ставни на вымытых окнах — кулаки! Маруся палила из маузера, орала диким птичьим голосом, била наотмашь жилистым кулаком по бородатым крестьянским лицам, так что ни у кого и подозрения не возникало, что Маруся Кошкина закончила гимназию и Высшие женские курсы в Санкт-Петербурге. Из семьи адвоката, известного в свое время на всю Россию, Маруся связалась сначала с эсерами-террористами, потом — с большевиками. Она сидела в тюрьмах, была на каторге и не знала элементарных человеческих чувств вроде любви и жалости. Их она называла слабостями, недостойными коммуниста. Николаев был твердо уверен, что в случае его предательства или ошибки Маруся немедленно отправилась бы к его начальству и написала все нужные заявления… Впрочем, сам майор поступил бы так же. Ни он, ни Маруся не имели ни малейшего желания предавать власть, которая им, в сущности, нравилась.

— Нужна крепкая рука! — скрежетала зубами безумная Маруся, впиваясь глазами в газетную передовицу. — Народ обуржуазился, вчера соседи торшер купили! Омерзительный мещанский торшер с абажуром и какой-то бахромой. Помню, в тридцать восьмом я такой торшер изломала о спину одного мерзавца-самогонщика в деревне Брусянке…

Николаев молча слушал жену, терзающую газету в жилистых худых руках. Жена ему нравилась. С ней он чувствовал себя, как с верным товарищем. В комнатах его квартиры было неуютно: две железных кровати с никелированными шариками на спинках, круглый стол, покрытый клеенкой, несколько стульев с прямыми спинками, книжный шкаф с собраниями сочинений отцов марксизма-ленинизма. Недавно Маруся решилась на покупку шифоньера, который она упорно называла “платяным шкафом” — в самом слове “шифоньер” ей мерещилось что-то вражеское, иноземное… Шифоньеры распределяли на работе у Николаева, купить их в обычном мебельном магазине у простых граждан не было никакой возможности. Майор написал заявление, отметился в очереди для тех, кто без очереди, заказал машину и привез домой громоздкое изделие. Выяснилось, что вешать в шкаф почти нечего: добротное пальто майора с барашковым воротником, парадный костюм, военная форма и одно-единственное платье супруги с кружевным воротником, который особенно уродливо подчеркивал костлявую шею Маруси.