Охота за головами на Соломоновых островах

В этой туземной системе экономических отношений мы, представительницы капиталистической Америки, усмотрели слабые места, которые решили использовать. Щедрыми подарками мы могли приобрести власть над нашими жертвами; мы намеревались проявить неслыханную щедрость и завалить меланезиек металлическими коробками, футлярами, рваным женским бельем, а женщины — чтобы сохранить престиж — будут вынуждены отдаривать нас. А мы захотим лишь одного: позирования и права отбора моделей.

С утра, едва мы отправились из Танакомбо, все пошло как по маслу. Было замечательное тропическое утро, и когда день начинается так, то чувствуешь, что все будет в порядке. Так оно и было. День был настолько лишен катастрофических событий, что я не решаюсь начать рассказ из боязни, что читатель глубоко вздохнет и не захочет знакомиться с содержанием дальнейших страниц.

Мы въехали прямиком на площадку к дому для представителей администрации, и на этот раз даже местные собаки только один раз огрызнулись, перед тем как обратиться в бегство. Жители еще не разошлись на работу и не проявляли излишней торопливости. Староста явился за подарком раньше, чем Пятница успел вынести из дома мольберт, на котором красовался нарисованный мною вид деревни.

Хотя нарисованный пейзаж напоминал блюдо шпината с ярко-красными кусками бекона, староста нашел этюд великолепным. Я приготовилась его закончить или же писать другой пейзаж, покуда основное население разбредется по своим делам, а оставшиеся жительницы будут атакованы нами по всем правилам. Но ждать нам не пришлось. К нам приближалась женщина!..

Я услышала, как позади меня кто-то четко поздоровался, и, повернувшись, увидела маленькую светло-коричневую туземную женщину. Вытянув руку ладонью кверху, слегка согнув пальцы, как бы для того, чтобы схватить плитку табаку, она улыбалась и неторопливо приближалась ко мне. Но именно сегодня мы совершили величайшую глупость и не захватили с собой табака.

— Маргарет! — завизжала я. — Живо сигарету!..

Но Маргарет давно уже следила за женщиной и держала наготове все, начиная от пояса с подвязками и кончая сигаретой и зажигалкой. Покуда мы сияли от счастья, маленькая женщина взяла сигарету, спокойно закурила от огня зажигалки, всегда приводившей в страх туземцев, и, как старый и опытный курильщик, пустила длинную струю дыма. Потом она указала рукой на картину и на пиджин-инглиш похвалила мое творение. Отдельные слова я не разбирала, но смысл был совершенно понятен.

Нет конца миру чудес! Откуда взялась эта сверхъестественная меланезийская женщина? Несомненно, она была незаурядным явлением среди местных жителей. Когда она взяла сигарету, веселые возгласы послышались от неподалеку стоящих женщин. Когда же она прикурила от зажигалки, раздался оглушительный смех. Видно было, что она «работает на зрителя», нарочито стряхивая пепел сигареты постукиванием указательного пальца, как бессознательно делала Маргарет. Сходство было слишком велико, чтобы быть случайным. Возможно, что женщина, подобно озорному малаитянскому мальчишке, дразнила или заигрывала с нами на местный лад. Кто бы она ни была, каковы ни были ее намерения, мы будем рады, если она согласится нам позировать. Тогда мы спросили, знает ли она, что значит позировать, и она ответила, что отлично знает. В доказательство своих слов она, уперев руки в бока и широко растопырив пальцы, стала в позу, повернувшись лицом к солнцу. Такая поза напомнила мне картину Домье, где расстреливаемая жертва ожидает залпа. Такую же позу всегда принимает туземец перед фотоаппаратом. Несомненно, она видала виды, эта старуха.

Принятая ею поза вызвала у женщин новый взрыв визгливого хохота, и вскоре мы с радостью обнаружили, что на нашем конце площадки народу прибавилось.

Маргарет высказала предположение, что мы имеем дело с деревенской дурочкой, потому что женщина не обижалась на общий смех. Но мне для портрета важна была интересная женская голова, а не ее содержание.

Женщина вовсе не была старой; вероятно, она была не старше сорока пяти, но почти полное отсутствие зубов и провалившиеся щеки резко очерчивали форму черепа, что представляло для меня большой интерес на данной стадии изучения лиц меланезийцев. Ее волосы были коротко острижены, что обличало в ней замужнюю женщину, и такая стрижка еще больше подчеркивала форму черепа.

Женщина ничем не отличалась от остальных: если поставить свою руку так, чтобы не видеть грудь и живот, то она казалась столь же бесполой, как малаитянин — обитатель горных зарослей. Те же узкие мальчишеские бедра, такие же узловатые колени, широкие и плоские ступни, жилистые руки и крупные черты лица. Меланезийская женщина лишена даже обычной женской талии, вокруг которой могла бы держаться юбка из травы. Она завязывает пояски ниже живота и только сильно выпуклые ягодицы мешают юбке упасть на землю. Ягодицы и груди являются единственными признаками, по которым в Меланезии можно отличить женщину от мужчины, однако чем она старше, тем легче ошибиться.