Охота за «Красным Октябрём»

— А-а, вы хотите, чтобы я понаблюдал, как они ведут себя, получив возможность действовать самостоятельно. Понимаю.

— Совершенно верно. Без наблюдения со стороны старших офицеров, их непосредственных начальников, — кивнул Рамиус. — Молодым офицерам следует предоставить такую возможность, однако она не должна быть неограниченной. Если вы заметите что-то, что вызывает у вас сомнение, тут же сообщите мне. Надеюсь, трудностей не возникнет. Мы в открытом море, кораблей поблизости нет, и атомный реактор работает с минимальной мощностью. Первое испытание для молодых офицеров должно быть простым. Придумайте какой-нибудь повод, чтобы наведываться к ним и не спускайте глаз с этих детей. Задавайте вопросы о том, чем они занимаются, проявите интерес.

Петров рассмеялся.

— Вы и меня хотите кое-чему научить, товарищ командир? Мне говорили о вас в Североморске. Хорошо, я всё сделаю. Но это первое политзанятие, которое я пропущу за последние годы.

— Судя по вашему личному делу, Евгений Константинович, вы можете читать лекции даже членам Политбюро. — Что отнюдь не свидетельствует о твоих медицинских познаниях, добавил про себя Рамиус.

Капитан направился в кают-компанию, где уже собрались офицеры, его единомышленники. Стюард поставил на стол чайники с чаем и чёрный хлеб с маслом. Рамиус посмотрел на угол стола. Пятна крови были давно смыты, но он точно помнил, как они выглядели вчера. В этом, подумал он, заключается разница между ним и человеком, которого он убил. Тот бы не угрызался. Перед тем как занять место во главе стола, он повернулся и запер дверь. Офицеры выпрямились, но не встали — в кают-компании было слишком тесно, чтобы, отодвинув кресла, приветствовать своего командира.

Во время плавания политзанятия проводились по воскресеньям. Обычно это было делом Путина. Он читал передовицы из «Правды», цитировал высказывания Ленина, после чего шло обсуждение уроков, которые следовало извлечь из прочитанного. Все это весьма походило на церковную службу.

Теперь, после смерти замполита, его обязанности перешли к командиру корабля. Однако Рамиус сомневался, что тема сегодняшних занятий предусматривалась Уставом корабельной службы. Каждый офицер в кают-компании являлся участником заговора и был посвящён в его подробности. Рамиус рассказал о тех незначительных изменениях, которые понадобилось внести в уже оговорённые планы, а также о посланном письме.

— Значит, пути назад нет, — констатировал Бородин.

— Мы согласовали план действий ещё до выхода в море. Остаётся идти до конца. — Присутствующие отреагировали на его слова именно так, как он ожидал — спокойно. Другого и быть не могло. Все они были холостяками; ни у кого из них не осталось дома ни жены, ни детей. Каждый был членом партии, каждый пользовался доверием политорганов. Партийные взносы до конца года были уплачены, партбилеты хранились там, где надлежало хранить их преданным коммунистам — у сердца. И всех объединяла глубокая неудовлетворённость советским режимом, а некоторых даже ненависть к нему.

План впервые возник вскоре после смерти Натальи. Ярость, которую Рамиус почти бессознательно подавлял на протяжении всей жизни, выплеснулась наружу с такой силой и страстью, что сдерживать её дальше он просто не мог. Многолетняя привычка к самоконтролю, сдержанность и холодное презрение позволили ему скрывать свои чувства, а многолетний морской опыт позволил найти достойный выход своей ненависти.

Марк ещё не пошёл в школу, когда впервые узнал от товарищей по играм правду о том, чем занимался его отец Александр Рамиус в Литве в сороковом году и после сомнительного освобождения от немцев в сорок четвёртом. Дети повторяли то, о чём тайком шептались их родители. Однажды Марк пересказал отцу услышанное от своей подружки, и к несказанному ужасу мальчика отец девочки исчез. За эту невольную оплошность Марка сочли доносчиком. Заклеймённый позорной кличкой за своё преступление — которое, как учило государство, вовсе не было преступлением, — мальчик осознал всю тяжесть своей вины и больше никогда ничем не делился с отцом.