Надо же, с первого раза нашел самую большую красную кнопку! Уайатт в любом бою нацелен на победу и ради нее не брезгует грязными приемами. Я знаю это потому, что и сама ими пользуюсь, но не реагировать на них не могу. Вот и сейчас у меня практически забурлила кровь.
– Что-о?!
Со сдержанной яростью он обернулся и снова нажал ту же кнопку, негодяй!
– Почему это во время месячных женщины стервенеют?
Я выдержала паузу, борясь с желанием броситься на него и разодрать в клочья. Во-первых, я его все-таки люблю. Даже когда он ведет себя как последний мерзавец. Во-вторых, любая попытка устроить кулачный бой обойдется мне сейчас слишком дорого, а урон нанесет небольшой. Пересилив себя, я сладким голосом объяснила:
– Мы не стервенеем, просто от усталости и боли перестаем мириться с дерьмом, которое обычно терпим молча!
К тому времени как я договорила, от сладости не осталось и следа, я скрипела зубами и, кажется, вращала глазами.
Уайатт попятился. Поздновато спохватился!
Я сделала шаг вперед, опустила голову и прищурилась, как изголодавшаяся пума при виде раненого кролика.
– И потом, от такого вопроса любую, даже самую милую женщину охватывает страстное желание увидеть окровавленный… изуродованный… кастрированный труп спросившего!
Нет, цедить слова сквозь зубы сладким голосом положительно невозможно.
Уайатт снова попятился, машинально положив правую руку на бедро, хотя оружие оставил наверху, на тумбочке.
– Угрожать офицеру полиции противозаконно, – предупредил он.
Я выдержала паузу, подумала и пренебрежительно отмахнулась.
– Если вещи, ради которых стоит пострадать, – отрезала я.
Ценой нечеловеческих усилий мне удалось повернуться, выйти из кухни, подняться наверх и улечься в постель. Сердце сильно билось – наверное, за последние минуты подскочило давление.
Уайатт пришел немного погодя, лег рядом, притянул меня к себе и уложил мою голову к себе на плечо, как на подушку. Я со вздохом прижалась к нему, чувствуя, как от близости его большого и сильного тела во мне растворяется напряжение. Его одежда еще пахла свежим морозным воздухом – напоминанием о приближающейся зиме, и я с удовольствием понюхала его рубашку, уткнувшись в нее носом.
– Ты плачешь? – подозрительно спросил он.
– Еще чего. Просто нюхаю твою одежду.
– Зачем? Она чистая. – Уайатт поднял свободную руку и понюхал собственную подмышку. – Ничем не пахнет.
– Пахнет зимой, холодным воздухом, – объяснила я, придвигаясь ближе. – Сразу захотелось прижаться и согреться.
– Ладно, буду сушить одежду на улице. – Он усмехнулся, повернул голову, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, потом придвинул меня поближе, подхватив ладонью ягодицы. И конечно, в меня уперлось восставшее достоинство. Бывает же на свете постоянство!
Обожаю секс с Уайаттом, Так бы и занялась им сейчас же. Возбуждает даже мысль, что нам нельзя, что от любых резких движений у меня снова разболится голова. Что поделаешь, запретный плод. Обычно мы таким способом миримся после ссор, а сейчас не выходит, потому и хочется нестерпимо.
Уайатт молниеносно раздел меня, просунул ладонь между моих ног и дал работу сразу трем своим пальцам – двумя внутри, одному снаружи.
– Только кончать не заставляй, – умоляюще простонала я, прижимаясь к его руке. – Голова разболится.
Ох, еще чуть-чуть – и остановиться будет невозможно. Я же свихнусь от разочарования!
– Вряд ли, – прошептал он, покрывая поцелуями мою шею и вызывая яркие вспышки перед закрытыми глазами. – Главное, не шевелись. Просто расслабься, я все сделаю сам. – И он нежно укусил меня за шею, а на меня разом нахлынули волны мощного оргазма. Уайатт крепко держал меня, не давая вздрагивать, пока я не успокоилась.
И овцы целы, и волки сыты. Только голова все-таки разболелась, ну и пусть.
– А как же ты? – пробормотала я, когда меня уже клонило в сон.
– Ничего, я помогу тебе вернуть должок.
Должок? Что еще за «должок»? Мне больше ничего не надо. Слегка встревожившись, я с трудом приоткрыла глаза.
– Ты о чем?
Он ухмыльнулся и не ответил. Засыпая, я прикидывала, где бы мне раздобыть рыцарские доспехи.
Если Уайатт и вправду решит свести счеты, доспехи мне пригодятся.
Глава 9
На следующий день, в воскресенье, я почувствовала себя гораздо лучше. Головная боль из резкой превратилась в тупую, а когда напоминала о себе, это можно было перетерпеть.
Уайатт отвез меня к своей матери, чтобы я лично осмотрела беседку. Дженни была права – ее требовалось перекрасить, но прежде отскоблить старую краску и зачистить поверхность шкуркой. Но размер оказался каким надо, форма – чудесной, а изящная арка напомнила мне похожие на луковицы крыши московских зданий. Роберта прямо влюбилась в беседку и заявила, что готова найти для нее постоянное место в саду. Мы единодушно решили поручить столярно-малярные работы Уайатту, ему же все равно возиться с цветами.