Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР

Предполагается, что направление «Луч» появилось в 1987 году. В некоторых книгах, посвященных различным аспектам деятельности российского президента Владимира Путина, которые были опубликованы рядом российских издательств, в качестве автора называется некий Эрик Форд. Данных об этом писателе найти ни в русскоязычном, ни в англоязычном, ни в немецкоязычном Интернете не удается. Возможно, это чей-то псевдоним, возможно, коллективный. Но некоторые события конца 80-х подмечены в книгах данного мифического автора верно. В частности, отмечается, что «сразу же после прихода к власти Горбачева советская разведка активизировала свои контакты с представителями интеллектуальной элиты в государствах Восточного блока с целью якобы распространить там идеи перестройки», что представляется сомнительным, поскольку таких заданий советской разведке в тот период времени не поступало. Хотя дипломатам подобные задания в общем плане и ставились. Но что касается советской разведки, следует учитывать и тот факт, что идеи перестройки не наталкивались на всеобщее одобрение ее сотрудников, особенно в последние годы деятельности Горбачева на посту генсека КПСС, а в ее руководстве во многом встречались со скепсисом. Заслуживает внимания мнение того же Шебаршина о том периоде, опубликованное в его воспоминаниях. Он пишет: «Каждая новая декларация руководства страны подтверждала, к сожалению, подозрение, что решения, определяющие судьбы страны и общества, принимаются без тщательной проработки, что наши лидеры подхвачены стихийным потоком. Ореол мудрости, всеведения и всемогущества таял. Все сферы общественной жизни охватывал кризис, а с трибун, экранов телевизоров, газетных страниц звучали многословные напыщенные и противоречивые заявления, суть которых, как правило, сводилась к тому, что мы выходим или вот-вот выйдем на интересные решения, что не сегодня завтра наступит перелом и т. п. КПСС умерла, ее государственный придаток оказывался неспособным к самостоятельному существованию. XXVII съезд не мог породить оптимизма. Та же многоречивость, взаимная нетерпимость, поглощенность пустяками и закулисная возня вокруг кадровых назначений. В первых рядах партийных президиумов оказались люди, до того сидевшие во вторых рядах. В новых лозунгах отчетливо звучали нотки ностальгии и растерянности. Все это не могло внушать ни симпатий, ни надежд. Но не вызывали радости и „демократы“, как для простоты именовали всех выступавших против старой КПСС. Эти силы обладали огромным критическим зарядом, было совершенно очевидно, что появляются новые, яркие, мужественные люди, предлагающие выбор измученному неурядицами и трудностями народу. Они говорили правду языком, свободным от лицемерного жаргона. Но мне казалось, что логичность их взглядов заканчивается сегодняшним днем и у них нет конструктивных концепций будущего общества. Настораживал поиск рецептов за рубежом. Россия неоднократно пыталась механически переносить чужие теории и учреждения на свою почву, плоды чего мы пожинаем и сегодня. Пугал идиллически-простодушный взгляд на современный мир, где нет места не только конфронтации, но и соперничеству, где каждое государство готово жертвовать своими национальными интересами ради общечеловеческих ценностей. Это не говорилось прямо, но ясно подразумевалось. И еще одно: слишком много оказалось в рядах демократов тех, кто еще вчера вершил государственные дела во имя партии и от имени партии, кто сделал карьеру в партийной иерархии, а теперь каялся, отказывался от своего прошлого. Вот почему мнения коллег в руководстве КГБ относительно моих симпатий к „демократам“ были не вполне обоснованны. С большей долей уверенности меня можно было обвинять в антипатии к консерваторам, черпавшим политическое вдохновение из прошлого»[2].